Харьков

Е. К. Брешко-Брешковская. 1917 г.

Письмо третьему съезду ПСР

Друзья-товарищи, члены всероссийского съезда партии социалистов-революционеров! Братски кланяюсь вам и приветствую вас! Я бы охотно провела эти дни с вами, но отчасти нездоровье, отчасти другие задачи удерживают меня на юге.

Поэтому письменно обращаюсь к вам с недолгими словами, на которые все-таки обратите ваше внимание.

На вас, здесь собравшихся, лежит огромная ответственность, товарищи! Ваш съезд явится источником воды – мертвой или живой – смотря по тому, как вы поставите и разрешите вопросы, лежащие в основе предстоящей деятельности партии. Ваш съезд явится показателем мощи и духовного роста партии или же ее бессилия и духовной дряблости.
Да веет над вами дух правды и мощного единения! Да, друзья мои, единение нам необходимо. Не то, формальное, что скучивает людей вокруг какой-либо догмы и не мешает им ненавидеть друг друга и не доверять взаимно. Нет! Нам необходимо единение внутреннее, — единство мысли и чувства, — обращенные в одну и ту же сторону.

Мы «народники» не по названию только. Мы – народники в силу нашей любви и бесконечной преданности высшим интересам, настоящим и будущим, нашего великого народа. Его нужды, его счастье – наши нужды, наше счастье. И на наши головы ляжет ответ за малейшее допущение измены или нарушения данной нами народу клятвы – служить ему верой и правдой.

Товарищи! Люди всегда дорожат пройденным опытом жизни, и бесследно он для них не проходит. Наша работа, работа социалистов, это не только всероссийская, — это мировая работа! Каждый шаг ее рассматривается и взвешивается не только демократиями, но и населением всех стран и всех народов. И мы, социалисты, много повинны в том, что недостаточность мужества и чистоты в нашем образе действий держит вдали от нас большие массы, взывающие к освобождению от духа тьмы и неправды.

Мы – не бюрократы и не формалисты, — но мы члены партии, облекшей нас своим доверием, и мы – слуги народа, ожидающего от нас оздоровления всей жизни своей и помощи в ее благоустройстве. Это обязывает нас принимать в свою среду лиц, заведомо честных и с чистым прошлым; это обязывает нас вверять ответственные полномочия только лицам, доказавшим своею деятельностью бескорыстное служение благу народа и устойчивость своих убеждений. Я верю в то, что добрая половина нашего государства разделяет своими нуждами и симпатиями программу партии социалистов-революционеров; но я знаю и то, что для проведения ее в жизнь необходимы свойства души и выработка права, коими еще далеко не все обладают.

Потому мы и наблюдаем такое соотношение между членами партии и сочувствующими ей. Сочувствующие – это тот широкий бассейн, из которого партия постоянно черпает новые силы для пополнения своего растущего состава. Мы – не догматики и не сектанты, товарищи! Но так как сама жизнь доказала нам своевременность и полное одобрение принципов, поставленных во главу программы нашей, и так как минимум, той программы еще не осуществлен в законодательном порядке, — то мы не имеем права отступать или уклоняться от прямой и ясной постановки основных принципов программы и, наоборот, всеми силами нашими обязаны стараться провести в жизнь, то есть добиваться их осуществления при помощи Учредительного собрания. Единодушной, усиленной работой и при столь очевидном сочувствии народных масс вы добьетесь, товарищи, поставленной цели. И ступайте же вперед твердой стопою, ясно, определенно формулируя свои задачи и не скрывая трудностей, лежащих впереди.

Да минует вас чаша личных счетов, личного самолюбия, честолюбия, переходящего в жажду первенства.

Ваш друг и товарищ
Катерина Брешковская

Май, 1917 г.

Партия социалистов-революционеров. Документы и материалы. Том 3, ч. 1. М., 2000

Торжества в честь 200-летия Санкт-Петербурга. 1903 г.

Конечно, царство есть более аристократическая форма правления, существования: это – золото мундиров, длинные «трены» платьев «в русском стили» и лесть придворных, и рабский страх министров, и великолепное витийство духовных ораторов, которое так прекрасно в лепке слов, что было бы жестоким неистовском требовать от них хотя бы скрупола еще правды, – все это так прекрасно и так освежает народ, что к чему же ему думать о какой-то «пользе» для себя.

Мы – единого прекрасного жрецы.

Но что делать? – «шаблон». Кончена «священная суббота» славянского Израиля, и он возвратился к будням. Пиджаки, выпитая физиономия и запах машинного масла, «Америка, сударь, Америка», — ничего не поделаешь.

Смирись, гордый человек.

И русские смирились. «Будем, очень просто, как все».

Розанов В. В. Собрание сочинений. Последние листья. М., 2000

Николай II с великой княжной Татьяной Николаевной в Александровском парке. 1917 г.

Помолимся о Царе нашем несчастном, который в заключении встречает Пасху. И о наследнике Алексее Николаевиче, и о дочерях Ольге и Татьяне (других не знаю, кажется, Анастасия)…

О немке — нет.

Что такое царь? Надо ли написать КНИГУ О ЦАРЕ. Обязанность его, исключительно к величавости, настолько трудна и неизъяснима, что почти нельзя «быть хорошим царем». Хороших царей было 5—6: Кир, может быть, Дарий II, Рамзес, Тутмес, Артаксеркс (Сассаниды). Петр. Карл Великий. Цезарь и Август. Фридрих Великий. Наполеон.

«Великий шаг», «великое слово», «великие дела». У Петра — Великая Работа.

«Се творю все новое». Царь всегда «творит все новое». Если он «подражатель», «повторяет», он уже «каппа» и «шут», а не царь. Екатерина не повторяла, хотя и говорит, будто повторяет Петра. Это было неверно, и скромность, и лицемерие. Она была «сама».

И вот попробуйте выдерживать это величие во всем. Нет, что же «выдерживать»: быть подлинным и оригинальным во всем величии. Конечно, это почти божеское качество, и цари недаром называются «земными богами». Так это и есть. Это не слово, а дело; не лесть, а истина.

У царя есть мерцание бога. Царь есть ресницы Божии. Их глаз: о, тогда лицо ли… Но — решил…

«Царь всегда прекрасен». Царь не имеет права быть некрасивым. Бедный наш царь был некрасив.

Но мы должны любить его и некрасивым. Отношение к царю вообще должно быть безумным. Если оно не безумно, то тогда, кто относится к нему не безумно, он должен казнить. <…>

Розанов В. В. Собрание сочинений. Последние листья. М., 2000

А. Ф. Керенский с помощниками. Фото К. Буллы. 1917 г.

Гражданин Керенский на 2-й или на 3-й день после принятия им на себя полномочий министра юстиции как-то обмолвился обещанием, что при его управлении «справедливостью» в России не будет ни одного несправедливо обиженного. И есть что-то в eгo характере, пылающем и прямом, что дает веру этому именно его слову. В него, по-видимому, вложено то «jus naturale» * , которое – говорю пo собственному опыту – пылает во всяком человеческом сердце особенно горячо. «Если эта гадость еще будет твориться, то вот я ложусь и умираю».

А если так, то не вытянет ли первый министр русской общиной юстиции, т.е. той юстиции, которую делают не одни министры, а делает русский народ «всем обчеством», как говорят в деревнях,- той мочалки, той жалкой мочалки, которую тянут уже двадцать лет русские люди и никак не могут ее вытянуть по той единственной причине, что «их превосходительствам это было неугодно»? «Превосходительствам» и светским и духовным. Именно снимет же, наконец, нарекание с так называемых «внебрачных» или «незаконнорожденных детей». И дело его просто, т. е. дело Керенского: войдя в Св. Синод, спросить: «Покажите мне в Евангелии место, где бы говорилось, что есть дети чистые и нечистые, грешные и негрешные, брачные и внебрачные». Где бы Христос осудил «внебрачных детей» и наименовал их «незаконнорожденными». Это есть двухвековая ложь нашего духовенства, которое умело отстаивать только «монастырские имения» (Арсений Мациевич при Екатерине) и «свою власть» (Никон), а не умело и не хотело отстоять право бедной, сиротливой, одинокой девушки иметь того, кто о ней позаботился бы в старости и помолился бы на могиле ее, когда она умрет. Пусть трепещет в Керенском jus naturale. Пусть он кричит, а не говорит. Пусть требует и добьется, а не «ходатайствует» и не «испрашивает», как было в старых комиссиях. И тут ему обер-прокурор Синода вовсе нипочем: это есть наше общее русское jus naturale, право каждого гражданина и гражданки иметь свое дитя. Уж если что «прочь», то это — «прочь». Никто не смеет давать человеку меньше прав, чем сколько имеет всякое животное, и всякая трава, и всякое дерево, кроме камней и монахов, единственно не имеющих детей.

Розанов В. В. Собрание сочинений. В чаду войны (Статьи и очерки 1916-1918 гг.). Т. 24. М.-СПб., 2008.
Впервые опубликовано: Новое время. — 1917. — 30 (17) март. №14729.