Трущобск.
I.
Часы па каланче отстают почти на час. Солнце уже заметно от клонилось влево от зенитной точки, тени стали удлиняться, а на каланче бьет двенадцать.
По прямым, довольно широким улицам, поросшим ярко-зеленою травой, бегают и ползают играющие дети, да бродят ленивые свиньи.
Тишина.
К вечеру скот возвращается с поля.
Дама, в огромной шляпе, с двумя девочками опасливо жмется к крыльцу земской управы.
Проходя мимо, я слышу:
— Подождите, дети, пусть она пройдет!
Сперва я не понимаю, о чем говорит дама, и прохожу вперед.
… Она — это пестрая корова, которая остановилась под раскидистой ветлою и трет свою грязную спину о толстый ствол.
Я понимаю, что дама боится пестрой коровы.
— Вы боитесь коровы?
— Да, очень боюсь!
Я мужественно предлагаю ей и детям свою защиту. Дама с девочками ускоренным шагом проходят мимо меня и коровы. Они спасены.
II.
Город чудесно расположен.
С высокого берега над бурой Десной раскрывается далекий вид на заливные луга левой стороны.
Просторно. Легко дышится.
Солнце закатывается за спинами столпившихся к обрыву церквей. Тень нагорного берега падает на поемные луга силуэтами колоколен.
Отходит всенощная. В пустующем городском саду появляются обыватели.
С реки доносятся скрип весел и песни. На воде русские всегда поют.
III.
Жизнь расталкивает сонный Трущобск.
Сквозь прерванный сон слышится бессвязное бормотанье.
Сквозь тяжелую дрему городок силится подняться на ноги.
Над самым ухом раздается властный окрик жизни и сбитый с толку, с заспанными глазами Трущобск вскакивает с мирного ложа.
Зачем разбудили? Ах, утро!
Новый день начинается…
Заспался Трущобск! Трудно придется непривычной голове, — да ничего не поделаешь! Пора, давно пора проснуться!
IV.
… «В городе голодные волнения» через два дня после произведенного учета запасов. По учету обнаружено, что почти у всех запасено по два, по три пуда. У иных того больше. И все-таки кричат, что голодают.
Должно быть, с перепуга, со сна.
Видимо, что люди еще плохо соображают, плохо ориентируются в действительной жизни. Заспанные глаза слипаются. И чудится вокруг иного страшного.
V.
Выбрали руководителей, но им не верят.
Все почти старые люди. Новых еще нет.
Комиссар — помещик. Кажется, был земским начальником когда-то. С ним какие-то счеты.
Может быть он бездеятелен. Но что он может сделать? Отчего тот, кто может что-нибудь сделать, не приходит к нему на смену?
В личном обращении комиссар очень вежлив, тактичен, внимателен.
Я не знаю, какой он был прежде. Ии недовольны, но он остается у власти до тех пор, пока найдется желающий взять ее бремя.
Вбегает в комнату человечек. На нем форма какого-то ведомства. (Я плохо разбираюсь в формах). Человек небольшого роста с маленькими гладкими усиками, лоб плешивый и такой покатый, что лба почти нет.
Маленький человек очень юрок…
Почему-то сразу мелькнуло:
— Загорецкий.
А он подлетает к вам и говорит скороговоркой что он —
— «Такой же, как и вы, ужасный либерал! И оттого, что»…
Сравнение его с Антоном Антоновичем вас преследует.
Да, сейчас он не только либерал!
Сейчас в моде — не либерализм.
И он спешит объявит вам, что он —
Социалист-революционер.
И что в Трущобске почти (Читатель! Он даже не сказал этого спасительного «почти!») все эсеры.
Кроме того, если вы побываете на митингах, то вы увидите, что он еще и
— Демагог.
Не знаю, пользуется ли он дар Загорецкий подбегает не к интеллигенту Чацкому, а к волосатому ремесленнику и объявляет ему с улыбкой:
— Товарищ! Я—
Такой же как и вы, ужасный демократ! С революцией меняются времена, во не нравы.
Меняются обстоятельства, но не люди.
Люди только приспособляются к обстоятельствам.
VI
С трудом ворочается сонная мысль в непривыкших к думанью головах.
Нужно помочь разобраться в происходящем.
На интеллигентах лежит этот долг.
И интеллигенция, по крайней мере, часть интеллигенции помнит о выплате долга.
Теперь говорят не мало о враждебном отношении к интеллигенции со стороны широких масс.
Возможно, что случаи такого отношения бывают.
По личному же опыту своему я могу сказать, что отношение к интеллигентному человеку со стороны крестьянства такое, каким оно должно быть.
У меня останутся самые светлые воспоминания от моих выступлений на сходах крестьян, от частных бесед с ними.
Я ни разу не встретил враждебного недоверия к себе. Меня слушали. Со мной спорили, мне возражали. Но возражавшие выслушивали меня, часто соглашались и искреннее других благодарили при расставании.
Почти ни разу не пришлось уйти от крестьян после беседы без того, чтобы они не поблагодарили за старания разъяснить им вопрос по мере сил моих.
«Они учатся от вас, они запоминают ваши слова!» нередко говорили мне их же товарищи.
Они всегда старались соблюсти тишину, выслушать и понять.
Не знаю, поняли ли они меня, но мне говорилось с ними легко.
VII
Как ничтожно количество интеллигентных людей на Руси!
Но еще ничтожнее, (среди людей с некоторым образовательным цензом интеллигента) количество действительно интеллигентных людей, с мало-мальски широким кругозором.
В Трущобске их совсем нет. Или по крайней мере мне не повстречалась такие люди. Есть там несколько студентов.
Один из них жалуется на недоверие народа к интеллигенции.
Один старается доказать значение интеллигенции, но делает это такими отвлеченными, малопонятными, сухими словами, что едва ли ему удастся повысить доверие к интеллигенции.
Я думаю, что так можно до биться только обратного.
Он тоже называет себя социалистом революционером.
Святым именем этой партии в провинции злоупотребляют и оказывают ей дурную услугу.
Слишком много сейчас людей оделись в одежду защитного цвета.
Было бы хорошо, если бы все, называющие себя социалистами разных толков, взяли на себя труд ознакомиться хотя бы вкратце с сущностью социалистической идеи, с программами социалистических партии.
Многие находят даже это лишним.
Скверно то, что эти люди вносят в широкие массы путаницу идей.
VIII.
Есть в Трущобске один образованный человек.
Он и сам знает, что он таи — единственный в своем роде!
Он кичится своей исключительностью. Становится неприятно и обидно за него.
Какое то непонятное, мелочное самолюбие.
Он знает, что все знают его образованность. Ему это льстят.
Он не торопится поделиться своими знаниями. А если и делает это, то как-то слишком свысока.
Если народ и отвернется от части интеллигенции, то в этом придется винить не народ!
Не нужно подлаживаться к народу.
Нужно быть прямым и искренним. А всякую фальшь народ оценит по достоинству и отбросит.
IX
По Руси идет жизнь. Идет помимо тех, кто призван направить движение творческих сил.
Где-то среди огромных лесов отдаленной волости организовался
— Совет Солдатских Инвалидов.
Организовался для переустройства жизни.
Повсюду разъезжают солдатские делегаты.
Среди них нередко встречаются люди, одержимые манией величия с преувеличенным мнением о своей власти.
Они тоже вмешиваются в общественную жизнь и что-то хотят устроить.
Продовольственный вопрос в значительной степени разрешается самостоятельными поездками за хлебом.
Деревня живет своей жизнью. Деревня растет.
Калика-перехожий.
Голос народа. – 1917. – 29 (16) июн. (№44).
Трущобск. I. Часы па каланче отстают почти на час. Солнце уже заметно от клонилось влево от зенитной точки, тени стали удлиняться, а на каланче бьет двенадцать. По прямым, довольно широким улицам, поросшим ярко-зеленою травой, бегают и ползают играющие дети, да бродят ленивые свиньи. Тишина. К вечеру скот возвращается с поля. Дама, в огромной шляпе, с двумя девочками опасливо Читать далее