Уже коченеющею рукою (склероз мозга) я разбираю монеты Августа. Какое великолепие, какое великое, как великолепен! О, наш бедный Государь! — если бы ты не копался в соплях кадетской политики и дьявольского блока и всей этой знаменитой ерунды, а позвал благородного Маркова и стал «опеределять» по Cotten’y и Babelon’y, ты увидел бы: то два миртовые дерева, то они же, но между ними уже круглый римский щит… то корму корабля и якорь, с воздвигнутым над ним трофеем: монета эта выбита в год битвы при Акциуме, 30 г. до P. X., и потому такой знак. Или вот—козерог: Август «родился в месяц вступления Солнца в знак Козерога» (именины милого Маркова, — и Ник. Алекс, мог бы это услышать от Маркова!): Козерог держит руль, и к нему привязан шар (земной). Их 2 монеты у меня, чудной сохранности. Еще: круглый храм Марса. Еще — венок и в нем:
оЬ
cives
servatos
т. е. «за спасение граждан», это — от тогдашних «буев», Родичевых и Катилин. Еще: круглый щит, по сторонам его — римский орел, знак когорты:
signis
S Р
Q R
receptis
и летящие Ники, возлагающие венок лавровый на щит! Какое великолепие, какой смысл!
А ты предпочел заниматься гнусностями построяемого социализма «в уложении» Петрункевича.
О, несчастный, несчастный.