В Трущобске.
Митинг.
I.
Воскресенье. К базару съехались крестьяне с пенькой и горшками. Других продуктов нет. Поэтому, почти никто ничего не покупает. Верно, горшки во всяком хозяйстве еще не перевелись, а пенька почти никому не нужна.
Готовится митинг.
Среди базара чан с водой, закрытый досками. Это — трибуна. На шесте повисает красный флаг с надписью:
«Союз рабочих Трущобска»
В единении — сила, в раздорах — гибель».
На чану стоит мужичек. Всеми и всем недоволен. Он прошел сто пятьдесят деревень — нигде ничего хорошего не делают. Все еще не успели… Нужно всех сменить и выбрать…
Кого? Других?
А есть ли люди? И возможно ли что-нибудь сделать отдельному человеку?
Да, возможно.
Каждый разумный человек сейчас должен быть на счету. Каждый разумный человек должен противиться и мешать делать дурное.
Испортить дело легко.
Наладить — трудно.
Но идет жизнь и растет сознание
Все «усовершенствуется!»
Мы должны помогать «организму бороться с болезнью.
Но никакими внешними средствами не излечишь болезни.
Организм преодолеет ее изнутри. Нужно только удалить вредные влияния, бороться с ними.
Но создавать сейчас новые устои трудно. Сейчас пора стихийного роста, внутренней работы всей страны.
II.
В толпе, раздаются возгласы о недовольстве комиссаром.
Комиссар — помещик. Комиссар — буржуй Можно ли ему верить?
Легко ли ему завоевать доверие?
Комиссар пытается говорить о том, что он считает своим гражданским долгом оставаться на посту до тех пор, пока ему не изберут заместителя.
Кажется, что попятно, иначе и быть не может. Как смещать, не выбрав заместителя.
Но толпа волнуется. Крикуны возбуждают толпу. Комиссару не дают говорить.
А через две минуты страсти утихают.
Комиссар остается на посту и ждет выборов заместителя.
Найдется ли он?
Подвинутый крестьянин называет пять имен желательных кандидатов в Трущобске комиссары. Ряд всероссийских известных имен.
Приходится разъяснять, что они заняты сейчас работой в крупных центрах, что мечтать о них, как о комиссарах Трущобска — бесплодно.
Все понимают, что этих людей не видать в Трущобске.
Ну, назовите других?
В ответ — молчание.
Комиссар остается и ждет…
Когда же придут новые люди?
Не скоро. Но они придут!
III.
Митинг продолжается.
Говоришь о хлебной монополии, об учете запасов, о повсеместном проведении пайка.
Только в том случае, если мы учтем все запасы, мы сможем правильно распределить их и справимся с продовольственной разрухой.
Стараешься набросать картину продовольственного дела во всероссийском масштабе.
Аплодисменты. Впервые с начала митинга. Хлопают только в толпе.
В той толпе крестьян и крестьянок, в которой слышался доселе только шелест от лущения семечек.
Но когда то еще будет произведен учет, а пока приходится, давать удостоверения о недостатке хлеба по целым волостям.
И крестьяне едут. Едут в Севский уезд, в Курскую губернию, на Колину.
Они уже знают, что тайно им удастся купить хлеба, заплатив за него вдвое, втрое.
Многие припрятали и ждут крестьян из пустых уездов.
Так, пока наладится работа; Комитетов, пока будет обеспечен подвоз, идет частичная борьба за существование..
Пусть, это мешает расчетам, но это неизбежно.
Так нагноение способствует заживлению ран.
Жизнь идет.
IV
Солдат. Худое обгорелое лицо. В глазах слезы.
Пришел на побывку, а дети к нему с криком:
«Тятька, привези хлеба!»
Картошку пекут, но картошка приелась детям, видимо тяжело усваивается детским организмом.
А хлеба нет.
Солдату, решившему поехать поискать хлеба, пробуют объяснить, что лучше, взяв немного — дня на два – на три, подождать. Будто бы наезды голодающих крестьян вносят путаницу в снабжение армии…
Солдат загорается.
… Армия? А здесь не армия? Дети – вот кто наша будущая армия!
Армия голодает? И пусть голодает – и пусть не кричит, а терпит.
А если армия кричит и требует хлеба вне череду — то это бабы, а не солдаты!…
Солдат почти плачет.
Со слезами в голосе дрогнувшим голосом договаривает:
«А дети то, дети то мрут.. помирать от голода дети станут.
А в детях – все наше»…
Так говорит солдат! Солдат— отец. Солдат— гражданин! И я думаю — он прав!
V
Митинг продолжается.
Первый оратор опять очень длинно и очень скучно повторяет на тысячу ладов, что нужно сместить негодных людей и заменить их другими.
Он уже «имеет предчувствие, что надо кончить речь» (как выразился о нем мой знакомый старик), а все не кончает, боится кончить!»
Но впечатление ему все равно не удается закрепить. Присутствующие на митинге расходятся понемногу. Остаешься еще на площади, долго говоришь с крестьянами, которые толпятся вокруг.
Сперва выслушиваешь их толки о способах разрешения продовольственного кризиса. Они бы и были, пожалуй, правы, если бы дело шло о Трущобском уезде.
Но дело идет о России.
Стараешься разъяснять и видишь, что тебя слушают и задумываются над новыми мыслями.
Видишь, что есть и желание, и способность понять, поразмыслить.
И начинают крестьяне понимать свою великую ответственность — крестьянством держится Россия. Крестьянским хлебом удерживается тающий русский рубль.
Крестьянским хлебом питаются рабочие и армия.
Крестьянство в шинелях решит судьбу России на фронте.голос
И растет в крестьянстве серьезность и вдумчивое отношение к происходящему.
Калика-перехожий.
Голос народа. – 1917. – 27 (14) июн. (№42).
В Трущобске. Митинг. I. Воскресенье. К базару съехались крестьяне с пенькой и горшками. Других продуктов нет. Поэтому, почти никто ничего не покупает. Верно, горшки во всяком хозяйстве еще не перевелись, а пенька почти никому не нужна. Готовится митинг. Среди базара чан с водой, закрытый досками. Это — трибуна. На шесте повисает красный флаг с надписью: «Союз рабочих Читать далее