1917. Хроники Брянского края

Календарь записей


Подписывайтесь на нас


1917. Хроники Брянского края

Петроград

Пинхас РутенбергПинхас Рутенберг

Через несколько дней в камеру ко мне приходит вольноопределяющийся. Представляется: – Я член совета солдат крепости. Господин Щ<егловитов> обратился к нам с просьбой разрешить ему повидаться с Вами. И ехидно ухмыляясь, предлагает – если Вы, товарищ, хотите его видеть, мы ничего против не имеем.

– Отчего же. У меня свободного времени сейчас достаточно.

– Он просит, не можете ли принять его сейчас, в 4 часа.

– Нет, сегодня не могу. Но завтра в 4 часа могу его видеть.

Большая сводчатая мрачная камера крепости № 42. Привинченная к каменному полу железная кровать и стол. В углу параша. Под потолком небольшое окно. Все убранство, кроме обитой железом с «глазком» двери. Сидим оба на моей кровати. Бывшие когда-то враги. Теперешние товарищи. По крайней мере по тюрьме.

Бывший всемогущий министр царского правительства Российской империи, несомненно большой государственный человек, по-своему любящий родину, тонет внутренне, надо хвататься за соломинку. <…>

Хазан В. Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919). М.; Иерусалим, 2008

Через несколько дней в камеру ко мне приходит вольноопределяющийся. Представляется: – Я член совета солдат крепости. Господин Щ<егловитов> обратился к нам с просьбой разрешить ему повидаться с Вами. И ехидно ухмыляясь, предлагает – если Вы, товарищ, хотите его видеть, мы ничего против не имеем. – Отчего же. У меня свободного времени сейчас достаточно. – Он просит, не Читать далее

Пинхас РутенбергПинхас Рутенберг

Иван (Григор? Гаврилов?  *  ) Щегловитов. Знал о нем, как всякий, умевший читать, в России. Узнал его в Петропавловской крепости. Когда был, как и он, арестован у большевистского правительства конца <1>917-го – начала <1>918-го годов.

Нелегко вообще сидеть в одиночном тюремном заключении при самых крепких нервах и «нормальных» условиях. Сидеть в тюрьме революционеру у революционеров во время революции – утомляющий нервы абсурд по существу своему.

Однажды в сырой осенний вечер тяжело стало на душе. Почти невыносимо. Позвонил дежурному солдату принести что-то и попросил оставить открытой дверь в коридор, покуда вернется. Вышел в коридор. Там сидели Щегловитов и Сухомлинов, которых знал по портретам. Подходит Щ<егловитов>.

– Вы г. Рут<енберг>?

– Да.

– Разрешите представиться. Я Щегловитов.

Раскланиваюсь. – Пожалуйста.

– Это генерал Сухомлинов.

Раскланиваюсь.

Щегл<овитов> говорит:

– Хотел спросить Ваше мнение о происходящем сейчас в России.

Молчу. Жду.

– Не думаете ли Вы, что во всем происходящем есть большая доля мести и злорадства<?>

– Вы хотите сказать, что евреи, участвующие в теперешнем правит<ельстве>, сознательно или бессознательно мстят за специфические преследования евреев как таковых?

Молчит.

– Вы ошибаетесь. Я тоже еврей и сижу здесь с Вами. Ленин и Луначарский дворяне и ответственны за жестокость и ненависть России не меньше евреев – Троцкого и Зиновьева. Разрушительные элементы России и среди евреев и среди неевреев и созданы не евреями, а бывшим вашим правительством.

– Но не думаете ли Вы…

Появился солдат. Надо было идти по камерам.

Хазан В. Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919). М.; Иерусалим, 2008

Иван (Григор? Гаврилов? ) Щегловитов. Знал о нем, как всякий, умевший читать, в России. Узнал его в Петропавловской крепости. Когда был, как и он, арестован у большевистского правительства конца <1>917-го – начала <1>918-го годов. Нелегко вообще сидеть в одиночном тюремном заключении при самых крепких нервах и «нормальных» условиях. Сидеть в тюрьме революционеру у Читать далее

Великий князь Михаил АлександровичВеликий князь Михаил Александрович

Утром оставался с Алешей дома и читал. Наташа с Ольгой А<лександровной> и Дж<онсоном> поехали в банк, который оказался закрытым солдатами и матросами, как и вообще все банки с сегодняшнего дня. Завтракали у Алеши все вместе. Днем снова мы все разошлись по разным делам. Я с Дж<онсоном> был у портного Гренфельд<т>а, затем в магазине Дрождина, у Кирхнера и у Сурова. К 4 ½  мы возвратились на извозчике к Алеше. К чаю приехали А.Н.Фролов, а немного позже Сергей А<лександрович> [Шереметевский], кот<орый> приехал сегодня из Москвы. Около 7 ч. они оба ушли, а ко мне пришла г-жа Губарева, кот<орая> мне показала, как делать электрический массаж головы. В 8 ч. мы поехали обедать к Путятиным, где пробыли до 10 ч. К этому времени к ним приехали: Андреевы, Прасковья И<вановна> [Авьерино] и Александр Н<иколаевич> [Шлейфер] для игры в карты. Наташа, О.А. [Родкевич] и я поехали к Маргарите Васильевне [Абаканович] (Мойка, 99). Там кроме нас были Зинаида Ивановна [Фребелиус] и Б.Я.Ляпунов. Мы сидели перед камином и смотрели альбомы, снимки М.В. [Абаканович]. После чая, т.е. в 12ч., мы поехали к Алеше спать. Погода была пасмурная, 2° мор<оза>, снега очень много.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 489

Утром оставался с Алешей дома и читал. Наташа с Ольгой А<лександровной> и Дж<онсоном> поехали в банк, который оказался закрытым солдатами и матросами, как и вообще все банки с сегодняшнего дня. Завтракали у Алеши все вместе. Днем снова мы все разошлись по разным делам. Я с Дж<онсоном> был у портного Гренфельд<т>а, затем в магазине Дрождина, у Кирхнера и Читать далее

Великий князь Михаил АлександровичВеликий князь Михаил Александрович

Петроград. Здание Императорского общества поощрения художеств на Большой Морской улице. 1912 г.

В 9 ½  Наташа, Ольга А<лександровна>, Джонсон и я поехали в Петроград, в купе интересно разговаривали с двумя собеседниками. С вокзала поехали к Алеше на автом<обиле>, который был нам прислан добрым знакомым. Вскоре Наташа с О.А. [Родкевич] и Дж<онсоном> поехали по делам, а я с Алешей пошел пешком к Маргарите Васильевне [Абаканович] к завтраку, куда приехали и другие. Кроме нас были Зинаида Ивановна [Фребелиус] и Ляпунов. После 3 ч. я пошел на Морскую на передвижную выставку с Маргаритой В<асильевной>, Ляпуновым, Ольгой А<лександровной> и Дж<онсоном>; картин мало и хороших еще меньше. Оттуда Дж<онсон> и я отправились пить чай к Путятиным, а в 6 ч. мы поехали к Шлейферам, где были Наташа и Сергей Петрович. К 7 ч. Н<аташа>, Алеша, Александр Н<иколаевич> [Шлейфер], Дж<онсон> и я возвратились к Алеше. К обеду приехали Ольга П<авловна>, Ека­ терина П<авловна> и Михаил П<авлович> [Путятины]. Вечером занимались музыкой, — М.П. [Путятин] пел. В 12 ч. гости уехали. Погода была пасмурная, по временам шел снег, 4°.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 488-489

 

Петроград. Здание Императорского общества поощрения художеств на Большой Морской улице. 1912 г.

В 9 ½  Наташа, Ольга А<лександровна>, Джонсон и я поехали в Петроград, в купе интересно разговаривали с двумя собеседниками. С вокзала поехали к Алеше на автом<обиле>, который был нам прислан добрым знакомым. Вскоре Наташа с О.А. [Родкевич] и Дж<онсоном> поехали по делам, а я с Алешей пошел пешком к Маргарите Васильевне [Абаканович] к завтраку, куда приехали и другие. Кроме нас Читать далее

Владимир Антонов-ОвсеенкоВладимир Антонов-Овсеенко

Особое значение имело столкновение с корниловцами у ст. Унечи. Здесь первый Минский революционный отряд, под начальством Андреева, имел короткую перестрелку с конвоем Корнилова, бродившим по Украине в поисках эшелонов для отправки на Дон.

Корнилову удалось скрыться, а текинцы и из них несколько офицеров сдались. Всего сдались 264 человека. Впоследствии, по доставке их в Брянск, они были освобождены, кроме офицеров, направляемых, по приказанию Ставки в Могилев. Настроение рядовых текинцев было отнюдь не антисоветское, — они хотели лишь одного — добраться скорее домой.

Антонов-Овсеенко В. А. Записки о гражданской войне. Т. 1. М., 1924.

Особое значение имело столкновение с корниловцами у ст. Унечи. Здесь первый Минский революционный отряд, под начальством Андреева, имел короткую перестрелку с конвоем Корнилова, бродившим по Украине в поисках эшелонов для отправки на Дон. Корнилову удалось скрыться, а текинцы и из них несколько офицеров сдались. Всего сдались 264 человека. Впоследствии, по доставке их в Читать далее

Великий князь Михаил АлександровичВеликий князь Михаил Александрович

Встали поздно. Утром читал. Около 12 ч. зашла Нина Дм<итриевна> с Юрием (прапорщик Конного полка). Затем Алеша и я пошли пешком к Путятиным, а Н<аташа> и Ольга А<лександровна> поехали на извозчике. Вчера в 1 ч. ночи приехала из Одессы Ольга П<авловна> [Путятина] с мужем; они в дороге были 5 ночей. Беби очень подружился с Алисой и все время с ней играет; Читать далее

Великий князь Михаил АлександровичВеликий князь Михаил Александрович

Встали поздно. Наташа и Ольга Александровна поехали в банк. К завтраку был Шлейфер. Днем Ш<лейфер> и я пошли пешком. Он остался по делам, а я пошел к Путятиным, где навестил детей, и с Ольгой Александровной возвратился на извозчике к Алеше к 4 ¾. Должен был быть Андрей И<ванович> [Арапов], но он не мог дождаться и отправился к доктору. Я написал письмо Юлии Владиславовне [Шереметевской], а затем занимался с Доменичи до 8 ч. К обеду пришли: Прасковья И<вановна> [Авьерино], Андреев и Шлейфер. (Забыл сказать, что Кирюша возвратился из Гатчины около 7 ч.) Вечером Шлейфер уехал, — другие гости пробыли до 1 ч. Погода была пасмурная, 1° теп<ла>.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 483

Встали поздно. Наташа и Ольга Александровна поехали в банк. К завтраку был Шлейфер. Днем Ш<лейфер> и я пошли пешком. Он остался по делам, а я пошел к Путятиным, где навестил детей, и с Ольгой Александровной возвратился на извозчике к Алеше к 4 ¾. Должен был быть Андрей И<ванович> [Арапов], но он не мог дождаться и отправился к доктору. Я написал письмо Юлии Читать далее

Великий князь Михаил АлександровичВеликий князь Михаил Александрович

Утром читал. К завтраку приехали Сергей Александрович [Шереметевский], Алеша и [А.Н.]Шлейфер. Дж<онсон> очень интересно рассказывал о своем посещении в Смольном вчера вечером, — он там видел Троцкого (Бронштейна), [М.Ю.] Козловского и Менжицкого   *  — ездил он туда с Рошалем и выхлопотал для меня возвращение в Гатчину. В 3 ч. все разошлись, а я с Алешей и Шлейфером отправился пешком, прошлись по Невскому и разошлись по домам. К чаю были кн. Б.А.Васильчиков и Вестфален. После обеда, к кот<орому> приехала Маргарита В<асильевна> [Абаканович], мы впятером отправились в синема «Сплендид-Палас», — дамы ехали на автом<обиле> Крейслера, а кн. и я частью прошли пешком, частью на извозчике. Домой возвратились в 10 ¾. Погода была темная, 1° теп<ла>, снег сыпет почти каждый день.

На фронте местами перестрелка, местами братание, — 2 и 3 армии начали самостоятельные переговоры с германцами о сепаратном перемирии, — войска, начиная от Румынии и к югу, не признали Крыленко Верховным глав<нокомандующим>.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 478-479

Утром читал. К завтраку приехали Сергей Александрович [Шереметевский], Алеша и [А.Н.]Шлейфер. Дж<онсон> очень интересно рассказывал о своем посещении в Смольном вчера вечером, — он там видел Троцкого (Бронштейна), [М.Ю.] Козловского и Менжицкого   — ездил он туда с Рошалем и выхлопотал для меня возвращение в Гатчину. В 3 ч. все разошлись, а я с Алешей и Шлейфером Читать далее

Иван ЩегловитовИван Щегловитов

Меня нередко называли «Каином», но я клянусь вам, что я не подписал ни одного смертного приговора. Но я виновен перед моей страной за то, что, зная по именам этих мерзавцев  *  и имея их в сущности в моих руках, я не расстрелял их. Если бы я это сделал, Россия не должна была бы пережить весь этот ужас и я сам не сидел бы в тюрьме в ожидании смерти. Я прошу у моей страны прощения за этот мой величайший грех.

Воспоминания В. Л. Бурцева: Арест при царе и арест при Ленине // Новый журнал. 1962. №69. С. 185

Меня нередко называли «Каином», но я клянусь вам, что я не подписал ни одного смертного приговора. Но я виновен перед моей страной за то, что, зная по именам этих мерзавцев и имея их в сущности в моих руках, я не расстрелял их. Если бы я это сделал, Россия не должна была бы пережить весь этот ужас и я сам не сидел бы в тюрьме в ожидании смерти. Я прошу у моей страны прощения Читать далее

Великий князь Михаил АлександровичВеликий князь Михаил Александрович

Утром заходила Маргарита В<асильевна> [Абаканович], а днем — Андрей И<ванович> [Арапов]. В 3 ч. я сделал прогулку пешком с Александром Н<иколаевичем> [Ш лейфером]. К чаю пришел Рыбарский и пробыл до 6 ½. Затем я играл на гитаре. После обеда Наташа, Путятины и я поехали на извозчиках в синема Пиккадилли, — шла итальянская драма. Возвратились в 10 ч. 20 м. Читать далее

Великий князь Михаил АлександровичВеликий князь Михаил Александрович

Утром читал. К завтраку были двое англичан из посольства — Брукс и Брус, оба очень симпатичные. В 3 ч. они ушли, и вскоре кн. М.П. [Путятин], Дж<онсон> и я пошли к Шлейферам на Измайловский, 7. Последний кусок мы доехали на извозчике, а Дж<онсон> поехал на вокзал и в Гатчину. В гостях мы оставались до 7 ч. Кроме нас были гости, — Наташа и Е<катерина> П<авловна> [Путятина] приехали на извозчике. Между прочим были: Сергей Петрович, Филиппов и Михайловские. Вечером сидели и горячо разговаривали, — были Алеша и Прасковья И<вановна> [Авьерино]. Погода была темная: шел снег, 1 ½° мор<оза>.

Положение продолжает быть прежним — вся власть остается в руках большевиков во главе с Лениным и Троцким; Военным мин<истром> и Верховным главн<окомандующим> назначен прап<орщик> Крыленко, кот<орый>, судя по газетам, вчера выехал в Ставку на место смещенного ген. Духонина (последний смещен за отказ вступить в мирные переговоры с немцами). Все правительственные учреждения отказываются признавать большевистское правительство и бастуют. На всех фронтах — без перемен, но начинается голод. Сегодня начались выборы в Учредительное собрание.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 478

Утром читал. К завтраку были двое англичан из посольства — Брукс и Брус, оба очень симпатичные. В 3 ч. они ушли, и вскоре кн. М.П. [Путятин], Дж<онсон> и я пошли к Шлейферам на Измайловский, 7. Последний кусок мы доехали на извозчике, а Дж<онсон> поехал на вокзал и в Гатчину. В гостях мы оставались до 7 ч. Кроме нас были гости, — Наташа и Е<катерина> Читать далее

Великий князь Михаил АлександровичВеликий князь Михаил Александрович

Около 10 ч. Наташа уехала из дома и с Дж<онсоном> должна была по Варш<авской> ж.д. ехать в Гатчину, но ввиду порчи паровоза они доехали только до Александровской [станции], где закусили и возвратились в Петроград по Царскосельской дороге, — были дома в 4 ½ . До завтрака я читал, а днем с Путятиными мы пошли к Андрею И<вановичу> [Арапову] на Сергеевскую. У него много старинных вещей. До обеда Наташа и я прилегли и заснули. Вечером сидели в нашей спальне. Погода была солнечная от 3 ½  ч., 1 ½ ° теп<ла>. Алеша пришел к чаю и обедал. Дж<онсон> вечером поехал по делам в Гатчину.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 477

Около 10 ч. Наташа уехала из дома и с Дж<онсоном> должна была по Варш<авской> ж.д. ехать в Гатчину, но ввиду порчи паровоза они доехали только до Александровской [станции], где закусили и возвратились в Петроград по Царскосельской дороге, — были дома в 4 ½ . До завтрака я читал, а днем с Путятиными мы пошли к Андрею И<вановичу> [Арапову] на Сергеевскую. У Читать далее

Великий князь Михаил АлександровичВеликий князь Михаил Александрович

Встали поздно. До завтрака заахал Зиновьев (знакомый Абакановичей) и остался к завтраку. Днем все пошли по своим делам, а я сделал прогулку с Шлейфером, — Дворцовый мост был разведен и проходил «Хивинец», кот<орый> стал на якорь, не доходя Троицкого моста. В 4 ½ А.Н.[Шлейфер] ушел, а к чаю пришли: Маргарита В<асильевна> [Абаканович], молодой кн. [С.М.]Путятин и Дворжецкий. От 6 до 8 ч. я играл на гитаре с Доминичи. К обеду Дворжецкий возвратился. (Наташа чай пила у Шлейферов и приехала только к 8 ч.) Вечером сидели в розовой комнате, а Дж<онсон> принимал Д.В.Лярского. Погода была пасмурная, 6º мор<оза>. Написал письмо [великой княгине] Ксении (Александровне].

Сегодня около 12 ч. дня П.П.[Путятин] уехал я Одессу за Ольгой П<авловной> [Путятиной].

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 477

Встали поздно. До завтрака заахал Зиновьев (знакомый Абакановичей) и остался к завтраку. Днем все пошли по своим делам, а я сделал прогулку с Шлейфером, — Дворцовый мост был разведен и проходил «Хивинец», кот<орый> стал на якорь, не доходя Троицкого моста. В 4 ½ А.Н.[Шлейфер] ушел, а к чаю пришли: Маргарита В<асильевна> [Абаканович], молодой кн. [С.М.]Путятин и Читать далее

Великий князь Михаил АлександровичВеликий князь Михаил Александрович

День рождения Михаила Павловича [Путятина]. Встали поздно. До завтрака Наташа съездила в магазин и купила цветы Екатерине П<авловне> [Путятиной]. К завтраку остались после занятий—Алеша, Александр Н<иколаевич> [Шлейфер], Бирюков, кроме того, была Маргарита В<асильевна> [Абаканович]. Днем я с Путятиными пошел пешком к фотографу на Невском около гор<одской> думы Иоффе, куда приехали Наташа и М.В.[Абаканович]. Затем они оттуда ушли по делам, а мы возвратились домой. К чаю пришел [великий князь] Николай М<ихайлович>,  кот<орый> пробыл недолго, затем пришли Андрей И<ванович> [Арапов], Прасковья И<вановна> [Аверьино] и комендант ст<анции> Бологое [С.] Львов. К обеду остались: Алеша, Львов и Александр Н<иколаевич>, а также пришла и Татьяна П<авловна> [Шлейфер]. Вечером приехали Абаза и Дулов, — первый чудно играл на балалайке, а второй великолепно аккомпанировал. Гости разошлись около 1 ч. Очень приятный был вечер. Погода была пасмурная, шел снег, появились сани, 4º мор<оза>.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 476-477

День рождения Михаила Павловича [Путятина]. Встали поздно. До завтрака Наташа съездила в магазин и купила цветы Екатерине П<авловне> [Путятиной]. К завтраку остались после занятий—Алеша, Александр Н<иколаевич> [Шлейфер], Бирюков, кроме того, была Маргарита В<асильевна> [Абаканович]. Днем я с Путятиными пошел пешком к фотографу на Невском около Читать далее

Великий князь Михаил АлександровичВеликий князь Михаил Александрович

Здание Зимнего Дворца. 1917 г.

Встали поздно. Завтракали около 1 ¼. Днем все разошлись по своим делам, а я сделал прогулку с Александром Н<иколаевичем> [Шлейфером]. Прошлись мимо Зимнего дворца и любовались его видом, — все стены испещрены пулевыми пробоинами, а также и окна; затем мы дошли до конца набережной, — на Неве стоят: «Хивинец», «Заря Свободы», «Аврора» и «Зарница». Обратно мы возвратились по Морской. За мною, в шагах 100 шел матрос ([в] виде охраны, кот<орая> сидит здесь на кухне). К чаю были: Маргарита В<асильевна> [Абаканович], Алеша, А.Н.(Шлейфер]. Около 6 ½ М.В. [Абаканович] ушла. После обеда сидели у Таты, и она нам играла на пианино. Когда пришел Бирюков, то перешли в кабинет и обсуждали вопрос о Дерюгино. Еще позже приехали Андреевы. Во время политического разговора Екатерина И<вановна> [Андреева] и П.П.[Путятин] так оба волновались и так кричали, что пришлось принять крутые меры, т.е. поставить около себя председательский звонок для водворения порядка, а как крайняя мера — револьвер. Гости разъехались после 12 ч. Погода была полуясная, 1 ½ ° мор<оза>.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 476

Здание Зимнего Дворца. 1917 г.

Встали поздно. Завтракали около 1 ¼. Днем все разошлись по своим делам, а я сделал прогулку с Александром Н<иколаевичем> [Шлейфером]. Прошлись мимо Зимнего дворца и любовались его видом, — все стены испещрены пулевыми пробоинами, а также и окна; затем мы дошли до конца набережной, — на Неве стоят: «Хивинец», «Заря Свободы», «Аврора» и «Зарница». Обратно мы возвратились по Морской. За Читать далее

Великий князь Михаил АлександровичВеликий князь Михаил Александрович

Встали очень поздно. Днем Наташа была в магазинах, ходила пешком. Ко мне пришел Александр Н<иколаевич> [Шлейфер]. К чаю Наташа возвратилась, а также пришли Алеша, Татьяна П<авловна> [Шлейфер] и Дворжецкий, кот<орый> приехал из [имения] Абас-Тумана недели две тому назад. Около 6 ¼ гости разошлись, а я с Алешей занимался делами до обеда. Погода была по временам Читать далее

Павел ДыбенкоПавел Дыбенко

Захват Керенским Царскосельской радиостанции дал ему возможность распространить ряд воззваний и приказов, призывавших войска «одуматься» и присоединиться к войскам, верным Временному правительству, для борьбы «с предателями-изменниками» большевиками. Кипы погромного характера воззваний к населению Петрограда и войскам, выпущенные за последние дни «комитетом спасения родины и Читать далее

Павел ДыбенкоПавел Дыбенко

Весь день 30-го войска  Керенского после занятия Царского оставались пассивными и тем самым дали возможность Военно-революционному комитету не только под Пулковом, но и под Красным, под Колпино сгруппировать отряды моряков и пехотные части. Дыбенко П. Е. Из недр царского флота к Великому Октябрю. М., 1958

Павел ДыбенкоПавел Дыбенко

Возможно ли без боя теперь сдать то, что нами уже захвачено? Разве флот не повторял изо дня в день: «Вся власть Советам?» Долой всякие компромиссы! Разве мы, посланные флотом в Петроград на борьбу с  контрреволюцией, не дали клятвы вернуться на корабли только тогда, когда власть Советов будет закреплена, когда контрреволюция будет раздавлена? А там, в зале заседаний II съезда Советов, разве не идет самая жестокая, беспощадная борьба тех, кто идет вместе с рабочими, с бедняками-крестьянами и солдатами против обанкротившейся лжедемократии, предававшей в течение 7 месяцев интересы рабочих, крестьян и солдат, против буржуазии, против тех, кто требовал войны до победного конца, кто не решался отобрать землю у помещиков и передать ее крестьянам, а фабрики и заводы рабочим и, предложив немедленно приступить к заключению перемирия, приостановить эту кровопролитную бойню? Разве там в эти ночные сумерки затишье? — Нет. Там идет самая жестокая борьба с контрреволюцией, распыленной теперь по всему Петрограду, проникающей в рабочие, солдатские н матросские массы, стремясь «образумить» их, дезорганизовать их сплоченные ряды и повернуть Великую пролетарскую революцию вспять. Борьба только начинается. Первые победы должны всех окрылить, сплотить, организовать, чтобы с корнем вырвать и уничтожить контрреволюцию. Спешу скорее доложить, что творится на фронте, и двинуть на помощь красногвардейские и матросские отряды.

У заставы автомобиль останавливает красногвардейский патруль. Проверив пропуск и сказав «можно», красногвардейцы снова облепили разожженный на улице костер.

Значит Петроград не беззащитен. Выходы и входы в него охраняются верными часовыми-красногвардейцами. По дороге к Смольному красногвардейские патрули неоднократно останавливали автомобиль и проверяли пропуск. Наконец опять в кабинете товарища Подвойского.

Докладываю. Он снова засыпает меня вопросами, делает сразу несколько распоряжений и предлагает немедленно взять артиллерию с Путиловского завода.

— Помилуйте, товарищ Подвойский, ведь я один; есть ли там люди, и найдется ли конский состав, амуниция, чтобы взять артиллерию? Есть ли там прислуга для артиллерии?

Подвойский, как бы не слыша моих возражений, отвечает:

— Погрузить артиллерию на платформы, а из рабочих там же сформируйте прислугу.

Выйдя из кабинета Подвойского, встречаю в соседней комнате Владимира Ильича. Он спокоен. На лице никогда не покидающая его ленинская улыбка.

Увидев меня, спрашивает:

— Ну, что, как дела на фронте?

Сообщаю о положении и заявляю:

— Я еду в Морской революционный комитет и сейчас двину матросские отряды, которые должны сегодня же прибыть из Гельсингфорса; в противном случае — Керенский может быть в Петрограде.

Владимир Ильич безмолвным кивком головы одобряет мое предложение.

Ухожу. В течение ночи удается два отряда моряков двинуть к Пулкову. Прибывшая из Финляндии артиллерия, выгрузившись, к ночи 29 октября  *  прибывает в Пулково.

Дыбенко П. Е. Из недр царского флота к Великому Октябрю. М., 1958

Возможно ли без боя теперь сдать то, что нами уже захвачено? Разве флот не повторял изо дня в день: «Вся власть Советам?» Долой всякие компромиссы! Разве мы, посланные флотом в Петроград на борьбу с  контрреволюцией, не дали клятвы вернуться на корабли только тогда, когда власть Советов будет закреплена, когда контрреволюция будет раздавлена? А там, в зале заседаний II съезда Читать далее

Павел ДыбенкоПавел Дыбенко

Рано утром поезд останавливается у Финляндского вокзала. Вокзал охраняется красногвардейцами и моряками. Мои попытки найти извозчика оказались тщетными. Прилегающие к Финляндскому вокзалу, улицы пустынны. После долгих усилий, наконец, дозвонился по телефону в Центрофлот. Через полчаса в автомобиле еду в Смольный. На улицах встречаются отдельные группы вооруженных рабочих, солдат. У Смольного дежурят броневики, самокатчики, красногвардейцы, солдаты. У входа в Смольный часовые требуют пропуск. После долгих переговоров удается проникнуть в Смольный. По лестницам огромнейшего здания взад и вперед снует масса народа, идущих группами, о чем-то громко разговаривающих, спорящих,  жестикулирующих. С трудом разыскиваю комнату, где помещается товарищ Подвойский. Захожу к нему.

Подвойский: Вы приехали. Вот и хорошо. С вами прибыли отряды матросов? А артиллерия? Сколько? Миноносцы и броненосцы пришли? — Засыпает рядом вопросов.

— Позвольте, товарищ Подвойский, броненосцев мы пока не посылали, их посылки от нас никто не требовал. Я считаю, что судов здесь в Петрограде имеется вполне достаточно. Три тысячи моряков уже прибыли и находятся в распоряжении Петроградского революционного комитета. В эшелонах еще следует до тысячи пятисот человек и две батареи. К вечеру они прибудут в Петроград.

Подвойский: Но они нужны немедленно. Наши части оставили Гатчину. Керенский двигается с войсками с фронта на Царское и Петроград. Поезжайте сейчас же в Царское, узнайте, что там делается, и немедленно сообщите.

По тону разговора с товарищем Подвойским было видно, что в Смольном нервничают; незнание, где и что творится, создавало ложное представление. Не было и не чувствовалось еще полной уверенности в благоприятном для нас исходе борьбы, особенно с подходом войск с фронта во главе с Керенским. Сколько именно прибыло с фронта войск и какие, никто не знал.

Быстро закончив разговор с Подвойским, ухожу от него, чтобы отправиться в Царское. На лестнице Смольного встречаю Антонова-Овсеенко. Кратко обмениваемся несколькими словами, узнаю, что он едет на Пулковский участок. Решаем ехать пока что вместе. С большим трудом находим автомобиль.

При посадке в автомобиль двое в штатском назойливо настаивают взять их с собой. По виду оба журналисты. Как впоследствии оказалось, один из них был Джон Рид, который написал знаменитую книгу «Десять дней, которые потрясли мир». Другому, бывшему с Джоном Ридом, Антонов-Овсеенко также разрешил ехать вместе.

Только когда я сел в автомобиль, проведенные бессонные ночи, их нервная напряженная обстановка и усталость дали себя чувствовать. Наряду с усталостью давал себя чувствовать и голод. С момента отъезда из Гельсингфорса до 15 часов следующего дня во рту не было даже капли воды. Обращаюсь с просьбой к Антонову-Овсеенко — по дороге остановить автомобиль и купить что-либо поесть. К сожалению, ни у него, ни у меня не оказалось денег. Ехавший с нами незнакомец оказал услугу. Он оказался богаче нас и за свой счет купил колбасы и хлеба.

При выезде за город, к нашему несчастью, сломался автомобиль. Какая неудача! Вылезши из поломанного автомобиля, мы оказались беспомощными и соображали, как двигаться дальше. Мимо нас проследовала саперная рота под командованием товарища Бакланова. Мы пытались найти телефон, дозвониться в Смольный, вызвать другой автомобиль. Наши попытки оказались тщетными.

Вдруг, неожиданно для нас, с противоположной стороны мчится чей-то автомобиль. При подходе автомобиля к месту крушения нашего останавливаем его. В автомобиле довольно упитанный в роскошной шубе штатский господин. Спрашиваю:

— Вы разрешите в вашем автомобиле доехать до Царского по срочным делам. Я запишу ваш адрес и по миновании надобности автомобиль возвращу. Через несколько минут будет исправлен наш автомобиль, и вы доедете в нем.

Пассажир: Позвольте, я — итальянский консул, пользуюсь правом неприкосновенности.

— Что же, дело революционное, спешное. Вам все же придется выйти из автомобиля.

Несколько поморщившись, с явной злобой, господин медленно вытрясается из автомобиля. Едем дальше. По дороге в Царское тянется нескончаемая вереница, туда и обратно, отдельных групп вооруженных рабочих — зарождающаяся новая Красная гвардия — и отдельные группы солдат. Среди всей вереницы вооруженных не видно щеголевато одетых выхоленных офицеров. Кто среди них командир? Вряд ли кто сумел бы сразу ответить на этот вопрос. Они руководствовались сознанием своего долга: вооружаться и вести беспощадную вооруженную борьбу со своими вековыми врагами — с контрреволюцией.

Шедшие взад и вперед отдельные вооруженные отряды не представляли ничего хоть сколько-нибудь похожего на правильно организованные войсковые части.

Невольно закрадывалась мысль: неужели нет здесь, вблизи фронта, никакого управления, порядка? Как видно, все объяты желанием быть участниками этой развертывающейся гигантской борьбы. Но кто приказывает? Кто управляет ими? Кто отдает распоряжения, где и кому быть и что делать?

Спешим в Пулково — туда, где, кажется, сразу будет раскрыта вся картина и где можно будет принять решение и указать, что делать.

Взяв подъем, мы въехали в улицу, набитую вооруженными людьми. Серые низко плывшие над землей тучи полумраком окутывали эту вооруженную толпу. Сотни вооруженных, стоявших опершись на винтовку, воткнув штык в землю или прислонившись к забору дома, с появлением автомобиля ожили, встрепенулись. Их взоры устремились в сторону автомобиля. На лицах вопрос: что делать, куда идти, какие будут приказания?

Автомобиль остановился возле группы вооруженных. Спрашиваю:

— Что это?

Сразу, как бы недоумевающе, отвечают несколько голосов:

— Пулково.

— Где штаб? Кто вами командует и где ваши командиры?

Говорят: в конце улицы, по правой стороне, расположен штаб. Командиров у нас нет, но мы выбрали старшего.

Медленно двигаемся по направлению, где должен находиться штаб.

Тишина ничем не нарушалась. Не было слышно ни одного выстрела. Но почему? Может быть, все кончено? Может быть, царскосельские полки сдались и перешли на сторону Керенского?

Подсевший на автомобиль красногвардеец, чтобы указать расположение штаба, как бы в ответ заявляет:

— Керенский занял Царское, и мы отступили в Пулково, а теперь не знаем, что делать. Нужно ли оставаться здесь или идти в Петроград? Распоряжений мы ниоткуда не получаем.

На краю Пулкова, в небольшой избе, расположен «штаб». В то время этот «штаб» казался штабом, в действительности же этот «штаб» состоял из бывшего полковника Вальдена, растерянно и беспомощно разводившего руками, упорно смотревшего на карту и недоуменно бормотавшего:

— Разрешите доложить: у нас никого не осталось. Все разбегаются и на ночь уходят по домам. Гвардейские полки без сопротивления отступают от Царского. Есть сведения, что часть их сдалась и перешла на сторону Керенского. Задержать уходящих нет возможности.

В дополнение к этому сообщению в «штаб» входит в военной форме, вооруженный револьвером и шашкой, очевидно, бывший офицер и докладывает:

— Царское занято Керенским. В Царское прибыло множество казаков с артиллерией и бронепоездом. Части разбегаются, и Пулково остается беззащитным. Необходимо задержать бегущих, привести их в порядок и установить хотя бы на ночь охранение и наблюдение за Царским, пока не подойдут регулярные части.

Беспомощность «штаба», его растерянность и полное непонимание, что в сущности творится крутом, вселяли тревогу. Этот несколько раз раненный в империалистическую войну полковник Вальден, имеющий боевые заслуги, очутившись, вероятно, помимо своей воли, в обстановке гражданской войны, совершенно растерялся и не знал, что делать с этими вооруженными толпами рабочих и солдат. Он привык и знал, как командовать ротой, может быть, батальоном и полком, он знал, как организовать оборону на участке своей части при наличии всех средств, нужных для обороны, и в первую очередь — при наличии средств связи, регулярных донесений о движении, намерениях и силах противника с учетом собственных сил, стоящих под ружьем, но он совершенно не понимал, что можно делать с этими вооруженными рабочими и солдатами, которые не имели командиров, не умели писать по-военному донесения. Как можно эту неорганизованную, но вооруженную толпу превратить в грозную силу, способную с величайшим энтузиазмом драться и умирать до последнего?

Выслушав доклад полковника Вальдена и его адъютанта, выходим из избы, чтобы взять в свои руки эту вооруженную, по мнению адъютанта, бегущую «массу, задержать и организовать оборону Пулкова.

Ровно через несколько секунд по выходе из избы со стороны Царского начался обстрел Пулкова артиллерией. Один из первых разорвавшихся в Пулкове снарядов разрушает наполовину избу, где лишь несколько минут тому назад помещался «штаб». Обстрел Пулкова действительно вселяет панику среди скопившихся на улице красногвардейцев. Уходившие от Царского отдельные группы солдат старались, не задерживаясь, проскользнуть в Петроград. Они рассказали, что Керенский, заняв Царское, предъявил им ультиматум — сдать оружие, но, получив отрицательный ответ, открыл по их казармам артиллерийский огонь, разрушил казармы и многих захватил в плен. Полк понес значительные потери, Царское наводнено казаками, которые жестоко расправляются с большевиками и им сочувствующими.

С трудом удается задержать всех стремящихся уйти, разбить по группам, назначить старших в группах и добиться, чтобы они самовольно, без приказания «штаба», не оставляли позиций. Красногвардейцы, оставаясь в Пулкове, засыпают вопросами:

— Что же матросы? Скоро ли придут на помощь?

Стараюсь уверить, что матросы движутся на фронт, что с ними следует артиллерия. Окрыленные надеждой скорого подхода матросов к фронту, красногвардейцы постепенно по распоряжению полковника Вальдена стали занимать позиции на Пулковских высотах.

Антонов-Овсеенко остается еще в Пулкове, чтобы руководить организацией его обороны, я же возвращаюсь в Петроград для доклада товарищу Подвойскому.

Вечерние сумерки опустились над землей. Вдали, среди ночной мглы, мерцали огоньки Петрограда. Не было внешних признаков начавшейся во всех уголках необъятной России жестокой гражданской войны. Смолкли орудийные выстрелы, еще несколько минут тому назад доносившиеся от Царского, удваивавшиеся разрывами над Пулковом. Кругом царила тишина. Только изредка автомобиль, освещая своими фонарями дорогу, обгонял отдельных вооруженных, которые медленно плелись в Петроград. Но это было затишье перед бурей, перед жестокой вооруженной схваткой рабочих и революционных солдат с силами контрреволюции.

Дыбенко П. Е. Из недр царского флота к Великому Октябрю. М., 1958

Рано утром поезд останавливается у Финляндского вокзала. Вокзал охраняется красногвардейцами и моряками. Мои попытки найти извозчика оказались тщетными. Прилегающие к Финляндскому вокзалу, улицы пустынны. После долгих усилий, наконец, дозвонился по телефону в Центрофлот. Через полчаса в автомобиле еду в Смольный. На улицах встречаются отдельные группы вооруженных рабочих, Читать далее