Петроградская газета
Петроградская газета
Труппа Александринского театра переехала, наконец, из Михайловского театра на свою старую квартиру.
Для открытия Александринского театра возобновили трагедию гр. Ал. Толстого «Смерть Иоанна Грозного».
Перед спектаклем усиленно говорили о каких-то готовящихся «эксцессах», в связи с мнимой «контррволюционностью» пьесы и, когда публика съезжалась в театр, то у подъезда усмотрена была даже конная милиция.
Однако, спектакль сошел благополучно, если не считать некоторых демонстраций в первом акте, в сцене заседания боярской думы, собравшейся для избрания нового царя.
В этой сцене у Бориса Годунова такая реплика:
— Единое спасенье нам, бояре, идти к царю всей думой, собором целым и вновь молить его: да не оставит престола он и да поддержит Русь!
После этой фразы в публике раздались горячие аплодисменты, вызвавшие, в свою очередь, шиканье и свист.
Такой же эффект произвела реплика Годунова: «Ужель нам наши головы земли дороже». Но особенный шум поднялся в зрительном зале, когда Годунов сказал:
— Что лучше? Видеть Русь в руках врагов или спасать владыку, Богом данного?
Кроме бурных аплодисментов, из некоторых мест раздались после этих слов даже крики: «бис»!
Такой же, если не больший успех имели и слова Сицкого, направленные против царизма:
— Идите же, идите все к нему, идите в бойню, как баранье стадо. Мне больше делать нечего меж вас!
Шумно аплодировали и другой реплике Сицкого:
— Бояре, Бога ль вы не боитесь? Или вы забыли, кто Иван Васильевич? Что значат немцы, ляхи и татары, в сравненьи с ним? Что значит мор и голод, когда сам царь, как лютый зверь!..
В общем, «бочка бензина», с которой сравнил пьесу гр. Ал. Толстого, маститый А. Ф. Кони, оказалась уже не такой страшной.
Со второй картины спектакль шел уже гладко, если не считать чисто художественных дефектов, доказавших, что на Александринской сцене разучились играть исторические пьесы.
Все эти Шуйские, Бельские, Голицыны, Мстиславские – казались, увы, не боярами, а какими-то разночинцами, говорившими бытовым языком даже не Островского, а Сургучева. Массовые сцены поставлены в духе Лейферта, а местами встречались даже нелепости: почему, например, чернь дубасила Битяговского, по смыслу надо было бить Кикина?
Кстати, сцена площади в Замоскворечьи, где народ возмущается тем, что четверка ржи стоит 14 алтын, кажется, вполне современной, в особенности если прибавить «самосуд», которому подвергается в этой сцене Кикин.
Грозного играл г. Ге, исполнение которого уже известно публике по прежней постановке трагедии гр. Толстого.
В упрек артисту можно поставить некоторое самолюбование, злоупотребление паузами.
Лучше всего ему удалась сцена после приема волхвов.
Г. Аполлонский все такой же прекрасный Годунов, хитрый и умный царедворец.
Артист сумел придать своему Годунову черты западника, вкусившего европейской культуры.
Симпатичный мягкий образ Захарьева-Юрьева создал К. Яковлев, живописным Гарабурдой был г. Корвин-Круковский и выделился в роли Битяговского способный г. Малютин.
Из женского персонала приятное впечатление произвела г-жа Данилова (царица Мария) и хорошее лицо было у г-жи Уструговой (мамки царевича), напоминавшей мамок из картин К. Е. Маковского.
Р.