Ночью плохо спал, но не от гремевшей канонады, а от полученной вчера телеграммы. Могущее быть мое назначение приемлю как Божий дар, провиденциально мне преподносимый для обязательного проявления больших еще возможностей, к[ото]рые я в себе чувствую…
Несколько уже дней я не езжу в «оперетку», не был совсем и на позициях. Отечество нисколько не страдает, что за последнее время меня неудержимо тянет к культу разумного самощажения и бережливого экономизирования своих сил. Очень доволен, что второй день имею возможность покупать в земской лавочке «Киевлянина» – газету, в к[ото] рой я нахожу полный отзвук на все мои злободневные думы. В «Киевской мысли» я несколько разочаровался – до революции она была лучше, теперь же не чужда мелкого интриганства и недобросовестной травли против «Киевлянина».
Слишком несерьезными мне представляются какие-то организующиеся «женские штурмовые колонны» для отправки на фронт. Много у нас сил, энергии, здоровья, да не знаем, куда их приложить.
В № «Вперед» от 28 (15) июня прочитал, что австро-германское правительство сделало официально второе (после 25 (12) декабря) предложение о заключении мира с нами и нашими союзниками «на почетных условиях» (нужно думать, что – взаимных!). Полагаю, что ответить мы должны на второе предложение менее шовинистически и задорно, чем на первое. <…>