Василий Кравков
Оживаю душой в этом тихом благодатном городе; сижу в своем уютном номере и благодушествую – никто ко мне не постучит в дверь и никто не побеспокоит меня срочным исполнением всяких поганых бумаг и не позовет к телефону. Происшедший у меня конфликт с исполнительным комитетом завершился пока в значительн[ой] степени устыжением нек[ото]рых его коноводов в содеянной относительно Читать далее
Василий Кравков
<…> Сегодня свидетельствуюсь на предмет эвакуации. Так хочется снять штаны и показать свою голую задницу всем этим «коллективам»! Каждый из этих «коллективов» – с душой освободившегося раба, находящего для себя теперь особую сладость лягнуть ногой да в «генерала». Украинцы торжествуют, что не будет у них «панив» из кацапов, а сами они, украинцы, будут панами над кацапами, так теперь и все «однополосники» – кто покрикливее, посмелее, уже над нами, стариками, начали «пановать» с жестокостью и хамством, превосходящими проявления этих качеств [у] самых больших держиморд прежнего режима! Я считаю даже ниже своего достоинства вступать в какую-либо полемику с представителями этих смехотворных «коллективов». Такими отвратительными они являются карикатурами! Чувствуется, что мы, взрослые люди, попали в плен к озорникам-гимназистам!..
Вечером – давно не слышанный малиновый звон в церквах – так, как в Рязани.
<…> Сегодня свидетельствуюсь на предмет эвакуации. Так хочется снять штаны и показать свою голую задницу всем этим «коллективам»! Каждый из этих «коллективов» – с душой освободившегося раба, находящего для себя теперь особую сладость лягнуть ногой да в «генерала». Украинцы торжествуют, что не будет у них «панив» из кацапов, а сами они, украинцы, будут панами над Читать далее
Василий Кравков
8 утра – Винница. Особенной скудости в продуктах не замечается; публики на станции не так много, как ожидалось. Вагоны набиты, масса солдат – на крышах их, но не чувствуется в атмосфере панической сутолоки. Вне боевой сферы я успокаиваюсь. Среди находящихся на крышах, говорят, много «чудо-дезертиров».
В 10 утра – в Казатине. Пересадка. Прекрасный вокзал. Платформы, зал буфетный хорошо подметены; в буфете довольно яств. Продаются недорого огурцы, с неистовством обжираюсь ими. Не жалею чаевых, чем завоевываю к себе внимание и предупредительность со стороны услужающих. Наконец-таки опять имею возможность взять в руки милые моему сердцу «Речь», «Киевлянина», «Новое время», «Биржевку»…
В 5 вечера – на Бердичев. Пересадка на Житомир, куда прибыл около 10 час[ов] вечера. Слава Богу, удалось сразу же найти № в самой лучшей из гостиниц – Hotel de Rome. Заснул как убитый.
8 утра – Винница. Особенной скудости в продуктах не замечается; публики на станции не так много, как ожидалось. Вагоны набиты, масса солдат – на крышах их, но не чувствуется в атмосфере панической сутолоки. Вне боевой сферы я успокаиваюсь. Среди находящихся на крышах, говорят, много «чудо-дезертиров». В 10 утра – в Казатине. Пересадка. Прекрасный вокзал. Платформы, зал Читать далее
Василий Кравков
Около 11 час[ов] утра в прекрасный ясный день выехал в автомобиле с Алешей на Проскуров, трогательно распрощавшись со всеми. По дороге разговорился с Алешей о значении в моей жизни рока; по этому поводу в созвучие с моими мыслями он вплоть до Городка отлично развлекал меня декламацией из «Царя Эдипа» Софокла. Проехали Ермолинцы и в 2 часа дня были уже в Проскурове. Надо ожидать поезда из Волочиска, к[ото] рый придет ночью. С трепетом изголодавшегося чуть не вырвал из рук газетчика «Киев[скую] мысль» от 26 июля * . Посчастливилось заранее мне занять вагон, к[ото] рый должен был быть прицепленным к ожидавшемуся из Волочиска [поезду]. Чуть не половина окон в вагоне была выбита, а со всех почти диванов спорото было несколько часов тому назад неизвестными грабителями сукно. Варварство и разбой – страшные. Расправляются с мерзавцами самосудом немилосердно. На днях «товарищи» выпороли своего товарища, попавшегося в присвоении чужой собственности – проволокой, изрубившей ему заднюю часть в котлету! Ночью тронулись из Проскурова.
Около 11 час[ов] утра в прекрасный ясный день выехал в автомобиле с Алешей на Проскуров, трогательно распрощавшись со всеми. По дороге разговорился с Алешей о значении в моей жизни рока; по этому поводу в созвучие с моими мыслями он вплоть до Городка отлично развлекал меня декламацией из «Царя Эдипа» Софокла. Проехали Ермолинцы и в 2 часа дня были уже в Проскурове. Надо Читать далее
Василий Кравков
<…> Бюрократическая самодержавная сволочь прежнего режима сменилась самодержавной дерьмо-хамократической сволочью нового режима. Языкоблудливая «Киев[ская] мысль», примиряясь с неизбежным, требует теперь приветствовать грядущую диктатуру, но только «не диктатуру репрессии, а диктатуру творчества (sic!)». Вот пущено теперь в обращение новое крылатое выражение, к[ото] рое на тысячи попугайских языках будет повторяемо как нечто, имеющее какой-то смысл!..
Завтра утром уезжаю: до Проскурова на автомобиле, а с Проскурова до Житомира по жел[езной] дороге. Чтобы помочь вселиться мне в вагон прошу проводить меня Алешу, на бойкость к[ото] рого возлагаю все мои надежды.
Продолжаем сидеть как в блокированной крепости совершенно отрезанными от света – без писем и газет. Поздно вечером получена телеграмма из штаба армии о сформировании нового Временного «коалиционного» правительства. Лица по большей части – бесцветные.
Хотин, оказывается, еще не взят немцами. Может ли быть положение более трагикомичным того, в каком очутился король румынский Фердинанд?!
<…> Бюрократическая самодержавная сволочь прежнего режима сменилась самодержавной дерьмо-хамократической сволочью нового режима. Языкоблудливая «Киев[ская] мысль», примиряясь с неизбежным, требует теперь приветствовать грядущую диктатуру, но только «не диктатуру репрессии, а диктатуру творчества (sic!)». Вот пущено теперь в обращение новое крылатое выражение, Читать далее
Василий Кравков
День дождливый. Страдаю в предвкушении моего близящегося путешествия в Житомир; страшно боюсь отбиться от своего штаба и попасть в людской водоворот бегущих масс с юга, от Каменца-Подольского, к[ото]рый уже, по слухам, начал обстреливаться неприятелем. Очень связывают меня мои вещи, к[ото] рых у меня сравнительно меньше, чем у других моего положения людей и к[ото]рые мне так Читать далее
Василий Кравков
Дождь. Доставлен № «Рус[ской] мысли» от 22 числа. Министерский кризис еще не разрешился, а еще более, по-видимому, запутывается. Керенский подал в отставку, а с ним и нек[ото] рые сотоварищи по министерству из кадетов. За что-то арестован Керенским генерал Гурко. Не обойтись нам, головотяпам, без призыва варягов! В 8-й и румынской армиях дела в плачевном положении; взят Читать далее
Василий Кравков
Дни стоят жаркие, удушливые. Каждое утро, а иногда и вечер, вражеские аэропланы совершают на нас «дежурные» налеты; за неимением зенитных пушек мы палим в них из обыкновенных орудий безо всяких шансов в них попасть, а чтобы только их отпугнуть. Утренние налеты совпадают с временем отправления моих естественных нужд с помощью клизмы; решил местом для этих целей избрать воронку в расчете, что в нее меньше всего будет шансов попасть второй раз бомбе.
В поднебесье вилась целая стая аистов; вероятно, вспугнутые из своих гнезд, они митинговали, как им вновь устроиться…
Вторую неделю продолжаем жить на том же месте – в Кутковцах – согласной, дружной семьей. Большой селадон мой «комкор» время от времени угощает штабную публику водкой и хорошей закуской. Читаем случайно доставляемые нам №№ «Киевской мысли»; регулярной же почты еще не наладили.
На нашем участке у Гусятина немцы, перейдя на западный берег Збруча, сожгли за собой мост; явный признак, что переходить в наступление на нас здесь они не собираются, а напротив – хотят, видимо, лишь обороняться. О нашем наступлении, конечно, нечего и мечтать, и на этом месте мы можем еще долго простоять, если отступающая теперь 8-я (Буковинская) армия будет в силах под конец остановиться и закрепиться.
Наши войсковые части, только что успевшие, благодаря введению хоть частичной дисциплины применением более или менее жестоких мер воздействия, прийти в нек[ото]рый порядок и подтянуться – рискуют опять подвергнуться разложению возобновившими свою развращающую в боевом отношении роль всеми этими полковыми, дивизион[ными], корпусн[ыми], армейскими и выше комитетами, играющими роль чуть ли не отдельных министерств, посылающих независимо от директив командного состава свои собственные ради спасения «углубления» демократизации армии!! <…>
Дни стоят жаркие, удушливые. Каждое утро, а иногда и вечер, вражеские аэропланы совершают на нас «дежурные» налеты; за неимением зенитных пушек мы палим в них из обыкновенных орудий безо всяких шансов в них попасть, а чтобы только их отпугнуть. Утренние налеты совпадают с временем отправления моих естественных нужд с помощью клизмы; решил местом для этих целей избрать воронку Читать далее
Василий Кравков
Третий день стоит необычная жара и духота в воздухе. Все как будто в нем застыло – ничто не шелохнется. Вспоминается гоголевская картина – кажется, из «Старосветск[их] помещиков», где так живописно изображается лежащий голым в истоме один герой и так мастерски описывается жаркий день украинского лета. Только что расположился в саду под пионами в тени, ч[то] б[ы] отдохнуть, как проклятый аэроплан бросанием бомб вокруг спугнул меня.
Дивные лунные ночи!..
Начавшаяся вчера с вечера канонада на левом фланге нашего участка, где работала наша 12-я дивизия, окончилась благополучно: хотя много потеряли людей, но потеснили немцев за Збруч и сами перешли на другой (западный) его берег.
Взволновавшая меня телеграмма из «Упсанюз» относительно моего отчисления от должности корпврача 7-го Сиб[ирского] корпуса, своей недоговоренностью дававшая повод моему возмущению, оказывается, по-видимому, не столь одиозна; без упоминания, куда я назначаюсь, пришла другая телеграмма с предложением мне отправиться в расположение «Упсанюз» в г. Бердичев. Я весьма доволен, что, во-первых, уезжаю все более и более в глубь России, а во-вторых, имею возможность уж не так торопиться подачей прошения об отставке. По первой телеграмме мои сослуживцы-офицеры, учтя видимое падение моих фондов, уже не обнаруживали обычной корректности в выражении внешних форм почитания, по второй же телеграмме, сегодня, в коей ничего не говорится об отчислении меня «в резерв» – мои фонды в глазах их, очевидно, поднялись, и они по-прежнему, разговаривая со мной, когда я стою, не позволяют себе это делать сидя и непременно встают… Эх, люди, люди!.. <…>
Третий день стоит необычная жара и духота в воздухе. Все как будто в нем застыло – ничто не шелохнется. Вспоминается гоголевская картина – кажется, из «Старосветск[их] помещиков», где так живописно изображается лежащий голым в истоме один герой и так мастерски описывается жаркий день украинского лета. Только что расположился в саду под пионами в тени, ч[то] б[ы] отдохнуть, как Читать далее
Василий Кравков
Светлый безоблачный день. Немцы стали уже сильно тревожить нас бросанием аэропланных бомб. Не получаем до сего времени ни писем, ни выписываемых газет. Тяжело переносимый мной вид голодания!
В Гусятине положение наше так и остается не восстановленным. Нет у нас орудий, нет снарядов, и всего у нас нет… Немцев, по данным разведки, против нас здесь совсем мало; только будто бы они еще собираются подтянуть сюда около 3-х дивизий. Очень плохи у нас дела на стыке с 8-й армией, куда перебрасывается отсюда 2-й кавалерийский корпус. Из немецкой радиотелеграммы видно, что у союзников наших на западном фронте идут отчаянные бои с перевесом успеха как будто в сторону союзников.
Замолкшие было за время нашего отступления войсковые комитеты теперь начинают опять заявлять о своем существовании нелепыми вмешательствами в стратегическую сферу. По сутяжнической изворотливости русского ума «товарищи» высказывают удивление, почему-де мы отступали, стараясь винить в этом генералов и офицеров! В принятии более крутых мер в отношении мародеров и дезертиров «товарищи» стараются пропагандировать мысль, что-де «генералы сняли маски»!
Отъехавший из штаба «главкоюз» комиссар Загорский с пути в Москву прислал удивительную по слюнявой сентиментальности и возмутительную по провокационной тенденции в отношении командного состава телеграмму командующему, главнокомандующему (копии – военному министру и Временному правительству) для объявления в войсках его сердечной благодарности (!) героям, но не «генералам, офицерам и солдатам», к[ото]рые-де из шкурных интересов, в союзничестве с предателями, изменниками и шпионами постыдно убегали от неприятеля, и т. д. Телеграмма мерзко-бестактная и подло-демагогическая, могущая еще больше развратить взбунтовавшихся рабов внушением им мысли, что виноваты в позорном бегстве не одни они, а и «генералы с офицерами»! <…>
Светлый безоблачный день. Немцы стали уже сильно тревожить нас бросанием аэропланных бомб. Не получаем до сего времени ни писем, ни выписываемых газет. Тяжело переносимый мной вид голодания! В Гусятине положение наше так и остается не восстановленным. Нет у нас орудий, нет снарядов, и всего у нас нет… Немцев, по данным разведки, против нас здесь совсем мало; только будто бы Читать далее
Василий Кравков
Прекрасный солнечный день. Уже чувствуется близкое соприкосновение с неприятелем, успевшим исправить разрушенные нами мосты и подвезти орудия. Канонада со стороны Гусятина – все интенсивней и слышней. Появились впервые в нашем районе немецкие аэропланы. Я продолжаю быть с «опереткой», интендантская же часть, контроль, казначейство и хозяйств[енно]-инспекторское отделение штаба Читать далее
Василий Кравков
День трехгодичного юбилея текущей проклятой войны. Из Проскурова приехавший «коринжен» привез №№ «Киевской мысли» от 27 (14) и 28 (15) июля. Никто с такой жадной наглостью на них не набросился, как я. Почему новое правительство величает себя «правительством спасения революции», а не правительством национального спасения? И что за поганая формула социалистических газет: «революционная диктатура, опирающаяся на всю революционную демократию»?! А широкие круги либеральной буржуазии интеллектуальных работников – это что же, какие-то пасынки революции, к[ото] рые поступают в крепостную зависимость к «товарищам» советов солдатских, рабочих, крестьянских, батрацких депутатов?! Хорошая мысль Годнева, поддержанная Керенским – собрать в Москве 31 (18) июля (и вообще в ближайшем будущем) народный съезд с приглашением на него представителей всех организаций и партий для составления «революционного» правительства, в к[ото] ром возможно правильный был бы выдержан принцип коалиционности и всеклассового представительства.
Ну вот, не было еще печали: на участке 22-го корпуса немцы безо всякого почти сопротивления со стороны наших «товарищей», обещавших стоять стеной, перешли Збруч и заняли русский Гусятин. Послана на выручку наша 12-я дивизия, к[ото] рая должна атаковать неприятеля завтра утром. При неудаче, за охватом нашего левого фланга нашему корпусу и соседним с ним корпусам – 34-му и др. – придется спешно отходит nach Osten. Да вразумятся же, наконец, наши кормчие «революционного» государственного корабля, что у нас теперь и на долгое еще время впереди нет-нет-нет настоящего войска, с к[ото] рым можно было бы вести войну! Кошмарный ужас: приходящие из запасных батальонов маршевики оказываются совершенно не умеющими владеть ружьями и не обученными военному делу, так как заниматься этим им было некогда – все время лишь митинговали, умствовали да выносили резолюции!
Было ли в истории человеческих революций что-нибудь подобное нашей революции, чтобы свобода превращалась в безумный разврат, и воины «революционной» армии теряли чувство чести, совести и любви к родине?! «Гони природу в дверь – она влезет в окно». Вожаки нашей революции забыли непреложный закон природы, что массовой человеческой натуре присуща потребность быть под властью и иметь всегда чарующий своей силой слепую массу объект подчинения.
День трехгодичного юбилея текущей проклятой войны. Из Проскурова приехавший «коринжен» привез №№ «Киевской мысли» от 27 (14) и 28 (15) июля. Никто с такой жадной наглостью на них не набросился, как я. Почему новое правительство величает себя «правительством спасения революции», а не правительством национального спасения? И что за поганая формула социалистических газет: Читать далее
Василий Кравков
До полудня лил сильный дождь, гремел небесный гром, с полудня же – день прояснился. Дождливая погода нам теперь бы была на руку и невыгодна для немцев: мы успели бы лучше окопаться, а последние не так скоро бы подвезли свои орудия. Батальный огонь с занятых нами позиций с каждым днем становится все слышнее. Если не удержатся наши «товарищи» на этих позициях, то за неимением Читать далее
Василий Кравков
Светлый голубой день. 2-й день не слышно ни единого выстрела. Живем в фольварке, окруженным садом и парком – как на даче. Несколько поотдохнули и позаправились. К сожалению, относительно писем и газет мы надолго еще будем лишены удовольствия их получать. Лишены возможности неопределенное время и отправлять свои письма в Россию, разве только с оказией или нарочным, и не ближе как из Киева. Ну, времечко! А мои обо мне, наверное, теперь беспокоятся.
Встретился с давно не видавшим меня сослуживцем, чуть не с 1911 года – он уверил меня, что я теперь выгляжу гораздо здоровей и бодрей, чем раньше. Может быть: здесь я меньше сравнительно страдаю своей дорогой Лялей, чем вблизи с ней.
Раздобыл «Киевскую мысль» от 25 (12) июля. Ездит по фронту министр Скобелев, произносит трафаретные и пустозвонные речи с призывом к чувству совести и гражданскому долгу – речи, западающие в души слушающих серых шинелей, наверное, как горох в стену, а если и западающих – то воображаю, в сколь ужасно извращенном понимании свобод!
Керенский, рисующийся в моих глазах фигляром, тоже произносит речи, как «член правительства, опирающегося на доверие широких масс и армии». А какая цена этому доверию – этого, в сущности говоря, глупого панургова стада баранов?! Признавать ли настоящее правительство, заботящееся в своих декларациях лишь об интересах демократии? Времен[ный] комитет Госуд[арственной] думы, говорят, его не признал. Я готов сделать то же. Не хочу подчиняться «советам» представителей лишь физического труда. Мне теперь более близки кадеты – как наиболее умная государственная партия. <…>
Матвей Иванович Скобелев. Открытка 1910-е гг.
Светлый голубой день. 2-й день не слышно ни единого выстрела. Живем в фольварке, окруженным садом и парком – как на даче. Несколько поотдохнули и позаправились. К сожалению, относительно писем и газет мы надолго еще будем лишены удовольствия их получать. Лишены возможности неопределенное время и отправлять свои письма в Россию, разве только с оказией или нарочным, и не ближе как из Киева. Ну, Читать далее
Василий Кравков
Несколько дней не раздеваясь ложился спать. И истекшую ночь так же, т[а] к к[а] к за неосвобождением пока комнат пришлось спать чуть не вповалку с другими. Несусветные грабежи! Нельзя отрицать, что одной из больших причин является и голодание наших солдат. Хозяйка дома – полька – спрашивает у меня и «комкора», хорошо ли делает, что решила не выселяться отсюда и обрекла себя в Читать далее
Василий Кравков
В 6 утра выехали на ЮВ – в Копычиньце, верстах в 6 от Яблонува. Я совсем какой-то обалделый от автомобильной езды и нарушения обычного моего режима жизни.
Грабежи и разбои принимают колоссальные размеры: сегодня на месте преступления схвачены были два солдата, взломавшие двери комнаты «комкора» и замок его чемодана; все вынутые вещи неизвестно куда пропали; остался он, бедняга, без самых необходимых принадлежностей.
2-й кавалерийский корпус совсем загоняли преследованием… не неприятеля, а разбегающихся массами свободных воинов революционной армии! Теперешняя разруха в армии и России дает прекрасный предметный урок, как надо давать самые полные свободы людям: революция, ч[то] б[ы] иметь успех (улучшение жизни людей!), не должна делаться искусственно, а должна логически вытекать из назревших уже органических потребностей вполне сознательных масс – предварительно к тому подготовленных масс, не должна быть лишь как эксперимент, или, говоря лучше, даже благородной попыткой руководящих сфер для осуществления их высших идеалов облагодетельствования серой массы: самое изысканное и комфортабельное питание нек[ото] рых организмов может принести им один лишь вред там, где требуется для них привычная более грубая пища! Удовлетворение не должно идти впереди потребностей!
Наш корпус с 22-м, 41-м, 34-м и др. – отыскиваем за р[екой] Збруч, за Гусятиным. Где мы ночевали (в Сухоставе – Яблонуве) сегодня уже – позиции. Масса наших «пилигримов» попадает в плен и поневоле – от абсурдного маневрирования ими: части посылаются в те районы, к[ото] рые уже заняты неприятелем, попадая как куры во щи! Организация нашего отходного движения вышла премерзкой. И в дореволюционной, и в революционной матушке-Руси организация, к[ото] рой так сильна и могуча Германия, продолжает обретаться не в авантаже – у нас и у германцев повара разные: у нас и при наличии и обилии лучших продуктов приготовляются блюда, к[ото] рые и в рот нельзя взять, у германцев же и из худших и более ограниченного количества продуктов повара ухитряются готовить кушанья, что пальчики оближешь! <…>
В 6 утра выехали на ЮВ – в Копычиньце, верстах в 6 от Яблонува. Я совсем какой-то обалделый от автомобильной езды и нарушения обычного моего режима жизни. Грабежи и разбои принимают колоссальные размеры: сегодня на месте преступления схвачены были два солдата, взломавшие двери комнаты «комкора» и замок его чемодана; все вынутые вещи неизвестно куда пропали; остался он, Читать далее
Василий Кравков
В 4 часа утра прибыли в Калиновщину, заняли фольварк. Дом уютно обставленный мебелью, увешанный картинами, обвеян дыханием старины. Показались уже в 5–6 верстах немецкие разъезды; «товарищи» неудержимо отступают и отступают, вернее – бегут, не оказывая ни малейшего сопротивления неприятелю. В 9 утра «комкор» стал торопиться отъездом. Засели вчетвером в «Паккард» – лучшую из Читать далее
Василий Кравков
Спали мы все как убитые; даже я, против обыкновения, проснулся около почти 9 часов. Не слышно канонады, не видно аэропланов; бушует ветер, шумит таинственно заглохший парк; солнышко то проглянет, то спрячется за тучи. Подождивает. На мосту солдатик закинул удочку и ждет клева рыбы, к[ото] рой в реке должно быть много.
Наши дивизии (12-я, 13-я и 19-я Сибирские) отходят за Стрыпу, имея направление для дальнейшего следования на ЮВ – на Косув. Никулинцы уже заняты неприятелем. При создавшихся стратегических условиях нам не удержаться и на чортковских позициях, а придется ретироваться на Збруч со стоянкой штаба корпуса чуть ли не в Каменце-Подольском. Немцы в большом затруднении, не имея достаточных сил для занятия так легко оставляемых нашими воинами «самоотверженной революционной армии» позиций. Вероятно, Вильгельм рвет теперь на себе волосы, что нет у него свободных 1–2 корпусов, к[ото] рые он мог бы бросить на нас для окончательного нашего сокрушения. Какие-то праведники спасут нашу Русь?
По наблюдению нек[ото] рых офицеров, водворявших порядок среди бежавшего сброда наших «свободных граждан», применение нагаек и рукоприкладства производило магическое действие, сразу отрезвлявшее «людей» в их животном психозе центробежных устремлений, грабежей и насилий. Эти, с позволения сказать, люди больны тоской по сильной, могучей власти! Не благоприятный ли момент для немедленного создания железной диктатуры, к[ото] рая, по-видимому, только одна теперь в состоянии сплотить «свободных граждан» как баранов в один кулак, ч[то] б[ы] заставить их идти на защиту отечества?! Вся надежда также на диктатуру и в демобилизационное после войны время, ч[то] б[ы] «товарищи» удержались от потока, разграбления и насилия мирных российских жителей. Для людского стада так неумолимо необходим пастырь, пастырь-пастырь! И пастырь-то – бронированный, могучий, свирепый!! А если он еще будет честный, справедливый и мудрый – то лучшего и желать нечего!! <…>
Спали мы все как убитые; даже я, против обыкновения, проснулся около почти 9 часов. Не слышно канонады, не видно аэропланов; бушует ветер, шумит таинственно заглохший парк; солнышко то проглянет, то спрячется за тучи. Подождивает. На мосту солдатик закинул удочку и ждет клева рыбы, к[ото] рой в реке должно быть много. Наши дивизии (12-я, 13-я и 19-я Сибирские) отходят за Читать далее
Василий Кравков
Ночь прошла попокойнее. В Тарнополе – паника. Идет спешная переброска частей нашего района в 11-ю армию. Ночью слышна была музыка – скверный симптом! Солдатики нашей столовой спрашивают меня: «Куда войска отступают?» Я для подбодрения их ответил, скрепя сердце, что-де разве это отступление? Это-де идет переброска!
Прилагаю приказ по корпусу (секретно-спешно) от [8] июля № 201, полный глубоко скрываемого трагизма! До сих пор в недоумении, кто же нас теперь здесь защищает? Ведь воины наши, судя по своему настроению и усмотрению, прямо бросают окопы и отходят!
Принимаю меры к скорейшему моему эвакуированию. Видно, что я здорово осунулся, так к[а] к все на это обращают мое внимание.
Вчера вечером нек[ото] рые видели великолепное зрелище, как французский аэроплан в единоборстве с немецким, бросивши бомбу, зажег его, и он, объятый пламенем, летел стремглав вниз.
Посмотрел на небольшую кучку пленных немцев; выглядят молодцами!
Общий отчаянный крик офицерства: ничего не хочется делать, так все скверно в переживаемой действительности.
Получено потрясающее сенсационное известие, что Ленин с К° оказались несомненными агентами Германии! Сплошной кошмар!
Начинаю потихоньку укладываться, ожидая с минуты на минуту, что придется утекать. Все мы в положении беспомощных приговоренных к закланию баранов… Как-то я доберусь до дому? Ведь теперь жить отвратительно! Неужели до последнего издыхания мне придется все еще себя чувствовать в положении какого-то несчастного пассажира?!
Изводят меня частые и нахальные налеты на нас неприятельских аэропланов.
Почта сегодня не получилась. Очевидно, в тылу затор. «Победоносное наступление нашей самоотверженной революционной армии» сулит нам еще большие беды.
А ведь сегодня день Казанской Божьей Матери! Сердце тянется жадными воспоминаниями и мечтами к родным палестинам. <…>
Ночь прошла попокойнее. В Тарнополе – паника. Идет спешная переброска частей нашего района в 11-ю армию. Ночью слышна была музыка – скверный симптом! Солдатики нашей столовой спрашивают меня: «Куда войска отступают?» Я для подбодрения их ответил, скрепя сердце, что-де разве это отступление? Это-де идет переброска! Прилагаю приказ по корпусу (секретно-спешно) от [8] июля № 201, Читать далее
Василий Кравков
Целую ночь шел дождь, громыхал гром, заглушаемый неистовыми раскатами артиллерийской канонады. Какой-то гримасой мне представляются газетные чревовещания: «Революционные войска наши несут на своих штыках в Германию свободу и лозунги российской революции!» Нам ли уж, и где нам уж!.. Пока на фронте видны одни лишь импеты раздражительных слабняков! Вот уже не первый месяц живу я Читать далее
