Известия Стародубского исполнительного комитета
Известия Стародубского исполнительного комитета
Мои наблюдения.
(Фельетон П. Л. Соколовского).
Ночь на 30-е * я провел без сна.
Хоть и не стародубчанин я, а таки спать спокойно в эту ночь не мог, зная, что завтра такой великий день:
—День выборов!
Передо мною так и прыгали номера, так и дразнили.
1… 2… 5… 9…
Сколько вас, Господи!?
—12!
*
Еле дождал я до утра и перекрестившись пошел на выборы
Страшно смотреть на стены Стародуба в последние дни.
Сколько воззваний, призывов, предупреждений!.
Сколько просьб и указаний!.
Приходится удивляться, откуда взялось столько энергии и бумаги?
Ведь все время говорят о бумажном голоде в Росси…
*
На горке перед гимназией небывалое оживление. Всюду кучки народа.
Здесь и пришедшие выбирать, и специальные агитаторы и просто бездельники.
Подхожу ближе.
Спор.
Спорят агитирующие за № 1 и №5.
Раненый солдат и «некто в коричневом».
«На позицию?… А ты видал позицию? Не смеешь ты мне и говорить, я в грудь ранен, я воевал, а ты что?».
«Мы знаем кто он такой, отзывается кто то из толпы, — простой рабочий, а проигрывает в карты по 500 рублей…
Откуда этакие деньги у него берутся?»
«Товарищи!»… пробует оправдаться тот.
Но ему не дают говорить.
«Какие мы тебе товарищи? Ленин тоже говорил «товарищи», а как до дела дошло, узнали мы, что у него миллионы в банках, как у Николая.
А миллионы эти он получал из Германии, чтобы нам «товарищи» кричать.
— А на Керенского ты что говорил? – пищит какой-то гимназист.
А против займа свободы кто агитировал?
— Господа, это провокатор, не слушайте его…
Агитатору делать нечего и он исчезает.
*
Иду дальше
— Что, Миколай Титыч, ты за какой?
— А Господь его знает, Да я за всех рад бы
Потому одному бросишь, другой обидится. А двоим бросать нельзя: всего только один листок имеется.
Вот, кабы роздали их по несколько. И чего жалел-то?
Добро ведь не великое…
*
— Матушка, а ты за какой номер голосуешь? — спрашиваю старушку.
— Я, сынок, не знаю. Неграмотная я, темная…
Мне вот принесли эту бумажку да говорят:
«На, бабушка, листок. Пойдешь ты в воскресенье, да бросишь его в ящик. Ты, мол, голос имеешь».
А, сынок, я стара, безголоса. Какой у меня голос, коли ни одного зуба нету.
Да и брать побоялась я листок этот. Потому, был у меня внук. Молодой был, красивый, да глупый.
Стал он разные бумажонки заводить, а к нам раз ночью возьми, да и явись пристав. И внучка моего на Сибирь сослали.
*
Подхожу к воротам.
«Не пущают»!.
Предъявляю корреспондентскую карточку.
Милиционер читает ее и молча дает дорогу…
Захожу в зал.
Длиннейший хвост, как у Цинделя в Москве.
Публика разношерстная.
Дряхлые старушки, женщины с грудными младенцами, серые мужички, студенты и хорошенькие барышни.
У всех зажата в руке избирательная карточка. Лица серьезные.
Каждый из них, один более, другой менее понимает, что в этой карточке его благополучие…
*
Сажусь за первый стол. Подходить женщина.
— Как зовут?
—Анастасия.
—А кто тут исправлял?
— Это муж мой, потому было написано Антонина, а я зовусь Анастасия…
Справляются по книге.
Там Антонина.
— Вы не можете голосовать.
Женщина уходит.
*
У самой урны сидит и опускает конвертики г. Мезерницкий. На груди цепь.
Вдруг маленький скандал:
Наш обыватель захотел два голоса подать и ему не удалось.
Спросили его, как зовут, а он и имя свое «второе» забыл…
Всякое бывает.
Составили протокольчик.
*
В 5—6 часов уже публики меньше.
Направляюсь в редакцию.
У ворот гимназии спорят два маленьких человечка:
Гимназист лет 14— сионист и 12-тилетний «социал-демократ»…
— Наши победят.
— А я говорю, наши…
— Почему ты так уверен, не потому ли, что «ваши» покупали по 10 рублей голос?..
— А ваши ходили по домам и заклеивали конверты…
*
Темнеет.
Спускаюсь с горки. Страшно устал за день.
Ко мне доносятся голоса:.
— Ты, как знаешь, а я за «соцелистов»…
— Как знаешь, а я за «пятый», потому там люди свои…
— Это все.
П. Л. Соколовский.