Целую ночь шел дождь, громыхал гром, заглушаемый неистовыми раскатами артиллерийской канонады.
Какой-то гримасой мне представляются газетные чревовещания: «Революционные войска наши несут на своих штыках в Германию свободу и лозунги российской революции!» Нам ли уж, и где нам уж!.. Пока на фронте видны одни лишь импеты раздражительных слабняков!
Вот уже не первый месяц живу я как какой-то пассажир на станции в ожидании пересадки на поезд…
С гадливостью и брезгливостью воспринимаю я новую форму поганого обращения ко мне – «товарищ» – от нек[ото]рых совсем желторотых врачей, преимущественно еврейчиков (клянусь Богом, – я совсем не юдофоб, и евреев люблю и уважаю даже больше, чем наших «богоносцев»!); ведь каждый из этих «товарищей» – заглянуть к нему в душу – готов тебе при малейшем удобном случае перегрызть горло! <…>