Передо мною проверенное моими справками письмо из Брянска от гимназиста 8 класса. Последовательность местных событий излагается им так. Сведения из столицы о революции стали получаться уже 28 февраля  * . 1 марта было известно, что делается в Москве. В городе получилась телеграмма московского городского головы. Осведомлены были местные власти, верхние слои чиновничества городских и земских деятелей, глухие слухи доходили до обывательских домов. Но всё оставалось на своих местах. 2 марта местным листком были получены телеграммы правительственного агентства. Местное начальство, видимо, не решилось запретить опубликование их. И когда вышли из типографии первые бюллетени, — «город ахнул». Около типографии собралась толпа, установили очередь, ждали новых выпусков, обсуждали, но опять-таки всё шло, как и прежде: на своем месте городовые, на своем месте полицмейстер, городской голова, в канцеляриях обычные «занятия», как будто ничего не случилось. 3 марта – новые потрясающие известия: приступило к действиям временное правительство, отрекся царь. Но город и еще сутки прожил под старой властью и при старых порядках. И оставалось неизвестным, кто собственно эту власть удалит и этот порядок ниспровергнет. Неизвестно это было и 4 марта, вплоть до той минуты, когда ученики одной из местных гимназий вышли на улицу. Начали арестовывать городовых. Подоспели рабочие, поднялись солдаты. Ну, оно и пошло. Арестовали самого крупного из немногих в городе членов «союза русского народа», арестовали исправника, за исправником под арест пошли жандармы… Начальник местного гарнизона, невзирая на свой генеральский чин, стал было доказывать, что его не следует подвергать аресту, ибо он сочувствует новому правительству и готов «повиноваться Родзянке»… Не поверили, — арестовали.

Русские записки, 1917, № 2-3. С. 394-395