Родзянко

Временный комитет Государственной Думы. Март 1917 года.

Утром обходили квартиры дома Преоб<раженцы>, к нам не вошли, кн. [О.П.Путятина] очень волновалась. В 12½  пришла и депутация в числе нескольких офицеров и присяжного поверенного [Н.Н.]Иванова. Они просили меня подписаться под проектом  манифеста , где уже были подписи [великих князей] д<яди> П<авла> [Александровича] и К<ирилла> [Владимировича]. В манифесте этом Гос<ударь> даровал полную конституцию. Днем были Воронцовы[-Дашковы] и [Н.А] Врангель. Вечером был Клопов, кот<орый> пробыл до 3½  ночи. Я написал письмо [М.В.] Родзянко. На улицах продолжалась, как вчера, та же езда на автом<обилях>, стрельба. Преобр<аженцы> проходили с музыкой. Слышали о нескольких убийствах по соседству, совершенных солдатами, между прочим, гр<афа> Штакельберга. Ники должен был приехать сегодня из Ставки, но не приехал, и неизвестно было, где находится поезд, по слухам говорили, что поезд в Бологом. Вся власть сосредоточилась в руках временного комитета, кот<орому> очень тяжело, ввиду сильного давления на него со стороны  союза  рабочих и солдатских депутатов. Родзянко должен был ко мне приехать, но не мог этого исполнить. Алеша пришел около 2 ч. и остался на ночь. Веч<ером> пришел [великий князь] Н<иколай> М<ихаилович>.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 397-398

Зал заседаний Государственной Думы

Вернувшись в Екатерининский зал, я обратился с речью к заполнившей здание Думы толпе. У этих людей, пришедших сюда из всех районов города, не было ни малейших сомнений в том, что революция совершилась. Они хотели знать, как мы собираемся поступить со сторонниками царского режима, и требовали для них сурового наказания. Я объяснил, что самых опасных из них возьмут под стражу, однако толпа ни при каких условиях не должна брать в свои руки осуществление закона. Я потребовал не допускать кровопролития. На вопрос, кто будет арестован первым, я ответил, что им должен стать бывший министр юстиции, председатель Государственного совета Щегловитов. Я распорядился, чтобы его доставили непосредственно ко мне. Выяснилось, что некоторые из солдат Преображенского и Волынского полков по своей инициативе отправились арестовывать Протопопова, но тому удалось бежать. Однако в 4 часа пополудни я получил сообщение, что Щегловитов арестован и доставлен в Думу. Депутаты были этим крайне обескуражены, а умеренные призвали Родзянко освободить Щегловитова, поскольку как председатель законодательного органа он пользовался личной неприкосновенностью.

Я отправился к Щегловитову и обнаружил, что, окруженный толпой, он взят под стражу наспех созданной охраной. Там же я увидел Родзянко и нескольких других депутатов. На моих глазах Родзянко, дружески поздоровавшись с ним, пригласил его как «гостя» в свой кабинет. Я быстро встал между ними и сказал Родзянко: «Нет, Щегловитов не гость, и я не допущу его освобождения».

Повернувшись к Щегловитову, я спросил:

– Вы Иван Григорьевич Щегловитов?

– Да.

– Прошу вас следовать за мной. Вы арестованы. Ваша безопасность гарантируется.

Все отпрянули. Родзянко и его друзья в растерянности вернулись в свои кабинеты, а я отвел арестованного в министерские апартаменты, известные под названием «Правительственный павильон».

Это был отдельный флигель, состоявший из нескольких комфортабельных комнат, соединенный полукруглой галереей с главным залом Думы. В этих комнатах располагались министры, когда приезжали выступать в Думе. Поскольку павильон как таковой не считался помещением собственно Думы, то он находился под юрисдикцией правительства. Его обслуживал свой штат слуг, и депутатам не разрешалось входить туда без особого разрешения. Используя эти комнаты как место временного заключения, мы избежали, таким образом, превращения в тюремные камеры помещения самой Думы, а государственные чиновники получили возможность содержаться под стражей в своих собственных апартаментах.

Керенский А.Ф. Россия на историческом повороте. М., 1993. С. 138.