Голос народа

Четвертое Рождество.

Опять наступили уютные зимние праздники. Незаметно подобрались они к нам, занятым жуткой борьбой за физическое и моральное существование, робко постучались в дверь, давно закрытую для любви в радости. Бедные, старые праздники! Чуть ли не непрошенными гостями кажетесь вы теперь нам! Что несете вы с собой? Что готовит грядущий год изможденным гражданам растерзанной России? Уже четвертый год кряду являетесь вы, обагренные кровавыми бликами войны, смущенные массовым истреблением людских жизней, лишенные мира в мире…

Четыре года назад, только начав самую ужаснейшую, с сотворения мира, войну, встречали мы святые дни полные надежд на будущее, крепкие верой в себя, верой в мощь и гений своего государства. Залитые кровью поля Франции и занесенные снегом Карпаты были свидетелями редкого героизма людей, вставших, как один; на защиту еще недавно самого ценного понятия — родины. Коварный враг, разочарованный в несбыточной надежде решить участь войны несколькими месяцами, затих и сжался, собирая силы для нового нападения.  Дымился Антверпен, рушились башни Рейнского собора и слышалась русская речь на улицах Львова… Царизм, в ореоле вождя всенародной войны, казался терпимым и не зарождались еще мыли о братаньи с врагом через трупы товарищей, а впереди был Перемышль…

Прошел год, принес с собой внезапный кошмар Галицийского разгрома обезоруженной армии и открыл невиданные дотоле язвы российской действительности. Началась «министерская чехарда» и бесконечно возросло в верхах влияние «маститого старца», бросившее на трон неприглядные тени разврата и продажности. Появились в кафе и ресторанах странные люди, втихомолку разговаривавшие, за стаканом чая, о муке, крупе, сале и других предметах, никого ранее не интересовавших.

Первая ласточка голода — хвосты и продовольственные карточки были едва в проекте, во ошеломленное сперва общество не могло и не хотело признать себя побежденным и стало деятельно готовиться к долгой и упорной борьбе с врагом. Не за страх, а за совесть создались поистине грандиозные организации Земгора и беженских комитетов, мобилизовалась частная промышленность и щедро сыпались разнохарактерные и многомиллионные жертвы на алтарь кровавого Молоха…

Прошел и еще год, унося с собою героическую эпоху войны. Несмотря на выступление Италии и Румынии, бог Марс отвернулся от нас и обширные перемещения армии сменились нудной, истощающей душу и тело позиционной войной. Миллионы людей всех возрастов, оторванные от семьи и дела, нередко без пользы для себя и отечества, томились в серых шинелях по городам и селам и недовольно вынужденным бездельем начинали понемногу роптать. Стремившееся к сознательной в самостоятельной жизни общество встречало явное сопротивление со стороны правящих верхов, не задумавшихся вставлять палки в колеса его наиболее жизненных начинаний из боязни потерять уходившие из рук власть и престиж. Бывший царь, окончательно изолировавшийся от своего народа, проводил время в беспрестанных разъездах меж Царским и ставкой, не внимая голосу лучших людей страны, предупреждавших страну о  германофильских тенденциях императрицы, окончательно подпавшей влиянию того, кого избегали называть своим именем. Продовольственные карточки плодились и размножались, а параллельно им росли и удлинялись хвосты у магазинов, торгующих предметами первой необходимости. Петроград, первый почуявший приближение голода, — глухо волновался. По рукам граждан ходили списки смелой речи депутата государственной думы 4-го созыва — Милюкова, не побоявшегося открыло сказать венценосцу и иже с ним: — «Опомнитесь! Остановитесь — Россия теряет терпение!  Выступление Америки и загадочное убийство человека без имени мрачным аккордом завершили истекавший год»…

И вот снова у нас Рождество, четвертое в начала войны.

Отцвели майские розы юной, пленительной свободы, увяли и георгины из осеннего букета Керенского. Погас ослепительный фейерверк речей, лозунгов и воззваний, потускнели красные знамена, захватанные нечистыми руками тех, котором тоже не должно быть имени в истории русской революции, которые осквернили лучшие ее страницы бессмысленными деяниями глупости и злобы, для которых цель оправдывает любые средства, которые, как иезуиты, прикрываются лозунгом «ad majorem gloriam revoluciae»… Мир на фронте — и война в тылу, голод на севере — и «контрреволюция» на юге, свобода для избранных и карательная экспедиция для несогласных!

Выпустив меч из ослабевших рук, стоит одиноко несчастная Россия, не находя в себе сил противиться рвущим с нее одежды, обезумевшим детям своим – украинцам, казакам, белорусам, сибирякам – и надолго в лицо ей смеется воскресший хам!

И, как прежде, сидит пред разбитым корытом российский гражданин, грустно взирая на разбушевавшееся море низких страстей и темных инстинктов, в котором исчезла золотая рыбка свободы.

Юрго.

Голос народа. – 1917. – 7 янв. (25 дек.) (№200).

Ходатайство Брянской управы.

Брянская продовольственная управа просит губернскую возбудить ходатайство перед областным продовольственным комитетом о выдаче наряда на право вывоза из г. Харбина 8000 пар японской хромовой мужской обуви, 50 вагонов пшена, 15 вагонов гречневых круп, 5 вагонов сала, 500 п. подошвенной кожи, 15 ваг свежей мороженой рыбы, 10 вагонов риса и 5 вагонов чая.

Голос народа. – 1917. – 28 (15) дек. (№192)

Губернский Сионистский Съезд.
2-ой день.

Председательствует г. Виленчук (Брянск).

Делает доклад только что приехавший представитель Елецкой сионистской организации о деятельности последней. Далее следует 2 ½ часовой доклад г. Бобтельского (Орел) на тему: «Gegenvarts arbeit (работа на местах) и Палестина»; докладчик указывает на те ненормальные условия, в которых живет еврейский народ в диаспоре.

— «Жить нормальной жизнью, иметь нормальную культуру и экономику – идеал, к которому мы стремимся», —  говорит докладчик.

После доклада оглашается телеграмма, которую съезд посылает «Мерказу» (центр<альный> к<омите>т сионистской организации):

«Первый съезд сионистов Орловской губернии, собравшись в исключительно ответственный момент еврейской жизни, шлет свои горячие пожелания нашим руководителям и выражает непреклонную уверенность, что тесная работа «Мерказа» и периферии приблизит еврейство к осуществлению его извечных идеалов. Брегман, Бобтельский, Виленчук, Рудницкий.»

Г. Агронин (Карачев) предлагает отпечатать доклад г. Бобтельского в виду его важности и в виду того, что в г. Карачеве, напр., чувствуется потребность в сионистской литературе. Пожелание это передается на рассмотрение президиума.

Затем открываются прения по докладу. Выступают – гг.: Виленчук (Брянск), — сионист-максималист), Беркал (Елец), Рудницкий (Москва), Кульневский (ст. Брянск).

В вечернем заседании, происходящем под председательством г. Рудницкого, выступает г. Генкин (Орел) с докладом «Еврейский съезд и община», заканчивающимися словами д-ра Пинскера: «Пристань, к которой мы стремимся, может быть, далека, но никакая даль не запугает тысячелетнего скитальца». Доклад значительно расширил и дополнил оппонент докладчика г. Рудницкий, говоривший о требованиях сионистов на еврейском съезде, об общине, языках, школе и о палестинском вопросе.

Вторым докладчиком в этот вечер явился г. Альтерман (Орел), говоривший о «нашей культурной работе».

В прениях по докладам приняли участие гг. Виленчук (Брянск), Пантель (Карачев), Бобтельский (Орел), Цыпкин (Орел), а по второму – также и гг. Рудницкий и Брегман.

В том же заседании приветствовал съезд от имени еврейский учителей г. Давидсон, указавший на то бесправное положение, в котором находился еврейский учитель. Г. Давидсон выразил надежду, что положение учителя изменится, и явится возможность воспитать подрастающее еврейское поколение в национальном духе, знакомя еврейского мальчика и со своей культурой.

Г. Давидсону отвечал г. Рудницкий, отметивший  ту огромную роль, какую играли и будут играть еврейские учителя, работающие на благо народа. Делегаты съезда и публика приветствовали г. Давидсона бурными рукоплесканиями.

Я. Г.

Голос народа. – 1917. – 27 (14) дек. (№191).

Сионистский губернский съезд.

Завтра в Орле открывается 3-дневный губернский съезд сионистов.

На съезде будут представлены следующие пункты, в которых имеются сионистские организации:

г. Брянск, ст. «Брянск» Р<иго>-О<рловской> ж<елезной> д<ороги>, г. Елец, г. Ливны, г. Трубчевск, г. Карачев, г. Болхов, ст. «Жуковка», ст. «Людинка», ст. «Дубровка», ст. «Жирятино», ст. «Холмечи», ст. «Хотынец», ст. «Болва», ст. «Акуличи», ст. «Кокоревка».

Съезд состоится в помещении сионистского клуба (1-я Курская, 27). На съезд будут допущены гости по особым билетам, которые будут выдаваться в помещении клуба сегодня, от. 6 ч. веч., и завтра от 10 час. утра.

Голос народа. – 1917. – 22 (9) дек. (№187)

Население угрожает насилием, если не будет произведена реквизиция хлеба у Коростелева. Брянская уездная продовольственная управа предложила Коростелеву оставить хлеба на 3 месяца по количеству его рабочих, остальное будет реквизировано. В противном случае брянская управа слагает с себя ответственность за могущие быть последствия.

Голос народа. – 1917. – 12 дек. (29 нояб.) (№179).

В яме нравственно прокаженных.

В ночь на 26-е ноября   * , по распоряжению существующей власти Бежицы, из помещения милиции были выведены и расстреляны за покушение на побег, как сообщали официально, шесть человек уголовных преступников; трупы их были свалены в мертвецкой. С утра следующего дня со всех концов поселка толпами валил народ по направлению к мертвецкой, и вскоре образовался хвост любопытствующих. Несмотря на существующий у нас голод, ни до, ни после этого не бывало подобных хвостов в ожидании хлеба: на протяжении добрых сорока саженей от мертвецкой и до ворот зигзагами хвоста был заполнен весь двор больницы, а к полудню он уже высовывался далеко за ворота. Чтобы взглянуть на закоченевшие, запачканные в крови и грязи тела, люди переносили давку, запасались трехчасовым терпением и злобно бранились по адресу мальчишек, нарушавших порядок очереди и льнувших к хвосту не с конца.

Так тянулось зрелище весь день: с наступлением ночи мертвецкую осветили и зрелище продолжилось. <…>

Голос народа. – 1917. – 28 (15) дек. (№192).

24-го ноября  *   начальник Дятьковской милиции Цыганков явился в Дятьковский провиантский магазин с вооруженной милицией и хотел насильственно захватить 400 пудов пшеницы, которую доставила орловская продовольственная управа для прокормления рабочих наших заводов и фабрик. Рабочие сильно возмущены действиями Цыганкова.

Голос народа. – 1917. – 12 дек. (29 нояб.) (№179).

В чьих руках?

Как это странно, что в дни, когда всякий русский гражданин должен быть на высоте гражданственности, в дни выборов в Учредительное Собрание граждане нашего уезда оказались и гражданами, и громилами, ибо они и на выборы шли, и имения громили, и занимались хищничеством леса, и самосудами…

Погромная волна в уезде еще не прокатилась. Вести о новых разгромах экономий приходят ежедневно. Авторитетные лица говорят, что уезд теперь весь разграблен. Хищные толпы грабили не только имения, но и хутора более или менее зажиточных крестьян.

Говорят, что дальше, кажется, уже идти некуда…

И вот что, вперемежку между погромами и голосованием, наши уездные граждане наголосовали:

По 10-ти волостям уезда (из 2-х сведений не имеется) подано голосов: за список №1 – 15, №2 – 217, №3 – 27671, №4 – 68, №5 – 308, №6 – 622, №7 – 44 и №8 – 11815.

Таким образом, в результате на первом месте стоят списки эс-эров и большевиков.

Деревня, охваченная погромной лихорадкой, голосовала за крайних левых.

Судьба или рок это? Агитация или сознательность?

Трудно ответить, но должно сказать, что, по-видимому, больше влияла на исход выборов слепая судьба.

Вот отрывок из разговора с крестьянами:

— Были на выборах?

— Не-е… Куда там всем-то…

— А как же?

— Одного от семьи посылали с квитками.

— За кого же голосовали?

— Там знают за кого…

— Ну, а вы-то разве не знаете?

— Не-е, мы люди темные…

Пусть такое «прямое, тайное» голосование было не везде, но все же это характерно.

И в значительной степени русская будущность находится в лапах у слепой странной судьбы.

П. Ур<аль>ский.

Голос народа. – 1917. – 14 (1) дек. (№181).

Выборы. Погромы. Грабежи.

Атмосфера ужасная.

В течение недель двух, передаваясь из уст в уста, ползла и разрасталась, как снежный ком, неопределенная, тревожившая мирных жителей молва-угроза «красным смехом» погромщиков.

Вечером 11 ноября   *  группа пьяных дебоширов, носящих солдатскую форму, с ревом и гиканием прошла по одной из глухих улиц города, разбивая бутылками, стекла в рамах.

Эту дикую, хулиганскую выходку, совершенную, может быть, темными людьми, одурманившими себя денатуратом, горожане сочли за предвестие надвигающейся беды.

И в первый день выборов в Учредительное Собрание, 12 ноября  * ,  граждане сидели за семью замками, не шли на выборы, а по улице бежала стоусая молва о буревестниках, прошедших по Введенской улице с гиканием под звон разбиваемых стекол.

И на следующий день настроение было тревожное, и отношение к выборам – индифферентное…

Только в воинском избирательном участке подача голосов, при усиленной агитации за большевистский список, к концу второго дня достигла 6 тысяч.

Агитаторы, рассеявшись по улицам, ведущим к земскому дому, настойчиво раздавали «товарищам» листки с №8.

За другие списки агитации почти не велось, даже плакаты эс-эров и других социалистических партий, расклеенные по городу, вскоре были какой-то невидимой рукой испорчены, сорваны.

И на третий день выборов с утра доминировало то же настроение, но к полудню избиратели ожили, зашевелились, потянулись к зданию думы.

В результате в городском участке из 7750 избирателей голосовало 2247, в воинском – из 7150 голосовало 7015. Большинство голосов подано за список большевиков (свыше 5000), затем идут списки эсеров (свыше 2000), кадетов (свыше 600), соц.-коопер. бл. (свыше 100) и др.

Выборы прошли; исполнилась мечта многих поколений лучших русских людей, но прошли они вяло, безрадостно, под гнетом призраков насилия, наконец, может быть, без надлежащего сознания важности момента, значения исполняемого долга без надежд на лучшее будущее.

Когда, как не теперь, более всего уместны слова поэта:

Оглянись – зло вокруг чересчур уж гнетет,

Ночь вокруг чересчур уж темна.

В центрах кровавая борьба за власть, по всем городам и весям – разгул темных сил, низких инстинктов, вокруг – то же самое.

Только в ближайшие дни в уезде совершено несколько разгромов имений, уведен скот, растащен инвентарь, вырубается беспощадно лес.

Разгромлено имение Авраамова (Юрасово), Теплова (Молодо<во>е), Мартынова (Алымова), Чичериной (Жулино) и др.

Выступающие против погромов избиваются толпой. Жертвы самосудов лежат в земской больнице.

Землевладелец д. Алехино г-н Барманский рассказывал:

— Лес был посажен моим отцом  *  лет назад… На культуру затрачено много средств, положено много труда, здоровья… Теперь этот молодой лес рубят… на дрова. Не могу смотреть на эту дикость, на это хищничество… Уехал, чтобы не видеть творящегося безобразия.

В городе, полном темными слухами, ежедневно творятся темные дела, почти каждую ночь повторяются кражи.

В ночь на  15 ноября  обкраден магазин Соловьевой, в ночь на  18 ноября  обокрадены магазины Генкина, Зайдмана, Сытина.

Нередки нападения на отдельных лиц с ограблением, с угрозами лишить жизни.

Казалось бы, в эти дни, когда русская земля должна быть возглавлена новой республиканской властью, когда все живое должно страстно ринуться навстречу новому строю, творить лучшее будущее, анархические порывы должны быть умерены и темные деяния остановлены, а у нас все это в разгаре, подходит к кульминационной точке.

Новый начальник милиции г. Шелехов рассказывал:

— Я проехал по уезду… Всюду вел беседы… Говорил крестьянам: «Вы честно обрабатывали землю, честно жили… А теперь – грабежи, погромы!.. Достойно ли это вас?»…

И они раскаивались и даже плакали. Но я уехал – снова грабежи, порубки.

И вот, по-видимому, несть этому конца.

Но конец будет, ибо, по слову поэта, он должен наступить.

Мир станет от мук, захлебнувшись в крови.

П. Ур<аль>ский.

Голос народа.  – 1917. – 5 дек. (28 нояб.) (№174)

Голод в лесничествах.

Со ст. «Людинка» телеграфируют:

«Рабочие и служащие четырех казенных лесничеств, работающие на оборону, голодают. Рабочие, вследствие голода, прекращают работы. Требуется немедленная присылка необходимых продуктов; в противном случае прекратится заготовка топлива».

Голос народа.  – 1917. – 5 дек. (28 нояб.) (№174)