Великий князь Михаил Александрович
Утром заезжал Рейер. До завтрака А.Н.[Шлейфер] и я прошлись по саду. Дети с мисс Ним, Надеждой Дм<итриевной> и Софи [Лярскими] поехали в имение Выра, около Рождественно, кот<орое> принадлежит Набоковым. Они уехали в 11½ и пробудут там, пока тут всё уляжется. Днём заезжал Котон, а в 3½ Наташа, А.Н. и я поехали в Зверинец. По Берёзовой и Дубровой дошли до конца Читать далее
Павел Дыбенко
В час ночи 1 ноября * в санитарном автомобиле, по грязной дороге, без освещения, пробираемся, к Гатчине. По пути ехавшие со мной офицер и два казака заявили, что они — против гражданской войны, что их ввели в заблуждение, рассказывая о жестокостях и зверствах большевиков. Их убеждали, что весь гарнизон Петрограда и население ждет их, казаков, как избавителей от нашествия большевиков. Но теперь они, лично побывав в Царском после занятия его большевиками, убедились, что здесь не шпионы немецкие, а матросы, солдаты и рабочие. Они пробили выступить на митинге перед всеми казаками, разъяснить им, что такое Советская власть, кто именно избран министрами и какая участь ждет казаков.
По пути к Гатчине, как будто из-под земли, вырастают одна за другой казачьи заставы. После переговоров с казачьим офицером пропускают, удивленно посматривая, почему вместе с казаками едут матросы. Около 3 часов ночи подъезжаем к Гатчинскому дворцу. Прилегающая площадь слабо освещена. Автомобиль останавливается у ворот дворца. Выхожу из автомобиля.
Навстречу выходит дежурный офицер и, обращаясь ко мне, спрашивает:
— Вы кто?
В эту минуту невольно мелькает мысль: «Предательство. Вместо переговоров с казаками. — ловушка». Отвечаю:
— Я прибыл для переговоров с казаками.
Дежурный офицер:
— Я вынужден вас арестовать. Сдайте ваше оружие.
— Оружие мое — револьвер. Его я не сдам. Если вы посылали делегацию для того, чтобы захватить одного из нас как заложника, то этим вы не достигнете цели. Знайте, мой арест вам дорого обойдется.
Мой единственный спутник, матрос Трушин, выхватив револьвер, направил его на дежурного офицера. Он готов был дорого продать нашу жизнь.
В этот момент группа казаков, постепенно окружавшая нас и следившая за разговором, потребовала от дежурного офицера немедленно освободить меня. Дежурный офицер упорствовал, заявляя:
— Я должен арестовать и доложить генералу Краснову. Что он прикажет, то и будет сделано.
Казаки стали между мной и дежурным офицером, заявляя:
— Пусть большевики сами расскажут нам обо всем. Мы хотим знать, что делается в Петрограде.
Тут же предложили следовать в казармы. Почувствовав себя как будто на воле, я обращаюсь к казакам с вопросом:
— Керенский здесь?
—Да.
— Я требую, чтобы немедленно был приставлен к нему надлежащий караул. В случае его побега — вы отвечаете.
Казачий офицер, приезжавший в числе делегатов в Царское, остался у дворца с целью усилить караул, охранявший Керенского. Как бы под конвоем казаков и охраной матроса Трушина прихожу в казачьи казармы. Полумрак. Казармы переполнены только что проснувшимися казаками. Неряшливо одетые в шинели, со сбитой на затылок папахой, с растрепанными длинными чубами и неумытыми лицами, казаки казались усталыми, разбитыми, безразличными. Многие, свесив головы, посматривали на нас со второго яруса нар. Среди казаков вперемежку — офицеры и юнкера, злобным взглядом осматривавшие с ног до головы пришельцев-матросов. Взобравшись на нары, говорю им о систематическом предательстве Временного правительства начиная с первых дней февральской революции и до последнего дня, когда Керенский вместе с русской и иностранной буржуазией пытался сдать немцам Петроград, чтобы задушить революцию; что Временное правительство, так же как и царское, не стремится добиться мира и прекратить братоубийственную бойню, спасти от разорения страну и передать землю крестьянам, а продолжает начатую царем войну, гонит на фронт все новые и новые десятки и сотни тысяч молодых солдат, не обеспечивая их ни вооружением, ни обмундированием, ни продовольствием; что наступающая зима грозит катастрофой на фронте. И, наоборот, Советская власть ставит перед собой задачу — немедленно добиться справедливого мира для всех, прекращения войны, передачи земли крестьянам, установления контроля над производством, отмены смертной казни на фронте. Советским правительством, избранным на Всероссийском съезде Советов и самим съездом Советов по всем этим вопросам изданы декреты. Предательское Временное правительство низложено. Весь гарнизон Петрограда, Балтийский флот, рабочие и ряд армий и городов поддерживают новое Советское правительство. Армии посылают на поддержку Советского правительства войска с фронта, и в первую очередь двинуты полки 12-й армии. Попытка Керенского снова захватить власть бессмысленна и давно обречена на неудачу. Его поход вызывает лишь лишние жертвы со стороны казаков. Керенский снова пытается вас, казаков, превратить в жандармов и тем самым возбудить против вас всеобщую народную ненависть и преследование. Злобно выкрикивают офицеры и юнкера:
— Станичники, не верьте им! Это — предатели и изменники России.
Вся казачья масса поворачивает свои головы в сторону выкрикивающих офицеров и юнкеров. Она смутно или почти ничего не понимает, что такое Советская власть, и еще чутко прислушивается к голосу своего властелина-офицера. Для нее еще до сих пор офицер в золотых погонах — грозная власть, заставляющая покорно выполнять свою волю. Минутами казалось, что злобно рычащее офицерство подаст команду:
— Гнать их, немецких шпионов! Бей их!
В ответ офицерам заявляю:
— Не немецкие шпионы взяли власть в свои руки, а рабочие, крестьяне, солдаты и матросы, такие же как и вы труженики-казаки. Флот первый доказал свою преданность революции и готовность к защите страны в Моонзундских боях, где в борьбе с немцами он дрался до последней капли крови; он же первый выступил и на защиту Советской власти.
Этот пример как бы более убедительно подействовал на казаков; украдкой посматривая на офицеров, они негромко заявляют:
— Правильно. Матросы — наши братья, мы с ними пойдем.
Через час — полтора казармы уже не вмещают собравшихся казаков, офицеров и юнкеров. Митинг затягивается. Офицерство более решительно выступает против, требуя, чтобы выгнали нас из казарм. Наконец к 8 часам утра удается убедить казаков прекратить гражданскую войну и арестовать Керенского. Казаки согласны арестовать Керенского, но требуют сперва согласовать арест Керенского с казачьим комитетом.
Изнемогая от усталости, задыхаясь в непроницаемом табачном дыму, которым окутаны были все время митинга казармы, выбираюсь, еле держась на ногах, на площадь. Пахнувший утренний холодок освежил, вдохнул новые силы. Ведь еще не все сделано. Казаки еще не примкнули твердо к Советской власти, они еще покорны своим офицерам, и что скажут они, когда перед ними выступит тот же грозный для них генерал Краснов, который не будет митинговать, а будет приказывать? Какой оборот примет дело, когда перед ними выступит Керенский как верховный командующий? На этой обширной дворцовой площади, освещенной восходящими лучами солнца и окруженной тысячами казаков и юнкеров, я чувствовал себя заложником. Следовавший позади матрос Трушин, держа все время в руках револьвер, говорит:
— Как бы арестовать Керенского? Тогда казаки сдадутся.
Но до ареста еще далеко. Мысль неизменно вращается вокруг одного вопроса: что сейчас предпримут Краснов и Керенский? Как видно, в ожидании подхода с фронта батальонов ударников, Керенский спал последнюю ночь в чине верховного командующего и председателя министров под охраной «ненадежных» казаков. Низложенный правитель доживал свои последние часы…
Около 10 часов прилегающая к дворцу площадь забита казаками и юнкерами. Наконец собирается казачий комитет, почти целиком состоящий из офицеров и юнкеров. Выйдя из зала дворца, обращаюсь снова к казакам.
— Позвольте, ведь у вас офицерский комитет, а не казачий. Где же казаки в вашем комитете?
Последняя надежда: как на это будут реагировать казаки?
Из глубины казачьей массы несется более дружный возглас:
— Правильно!
На этот раз офицерство не рассчитало: оно в полном составе собралось в зале заседания комитета, предоставив решить этот вопрос самим казакам.
Перед дворцом в течение получаса происходят перевыборы комитета. Казаки просто избирали своих представителей: не голосуя, выкрикивали фамилии и тут же посылали в комитет.
Долго убеждаю новый комитет в необходимости немедленного ареста Керенского, заявляя, что 12-й час на исходе, что я отпущен моряками до определенного срока, после чего моряки начнут обстрел Гатчины и перейдут в наступление. Керенский был разбужен шумом во дворце — он помещался всего через одну комнату от зала заседания комитета (во все время моих переговоров с комитетом адъютант Керенского, приоткрыв дверь в зал заседания, подслушивал).
Что же делалось в это время в штабе 3-го конного корпуса генерала Краснова и низложенного правителя Керенского? В брошюре «Гатчина» Керенский эти моменты описывает так:
«Около 10 часов утра меня внезапно будят. Совершенно неожиданное известие: казаки-парламентеры вернулись с матросской делегацией во главе с Дыбенко. Основное условие матросов — безусловная выдача Керенского в распоряжение большевистских властей. Казаки готовы принять это условие».
Получив такое сообщение, Керенский немедленно вызвал к себе генерала Краснова, чтобы выяснить, согласны ли на его арест сам Краснов и офицеры 3-го конного корпуса. Генерал Краснов описывает в своих письменных показаниях последнее свидание с Керенским следующим образом:
«Около 15 часов [на самом деле — около 11½ часов, как это и было доложено мне матросом Трушиным. — П.Д.] 1 ноября меня потребовал верховный главнокомандующий (Керенский). Он был очень взволнован и нервен.
— Генерал, — сказал он, — вы меня предали… Тут ваши казаки определенно говорят, что они меня арестуют и выдадут матросам…
— Да, — отвечал я, — разговоры об этом идут, и я знаю, что сочувствия к вам нигде нет.
— Но и офицеры говорят то же.
— Да, офицеры особенно недовольны вами.
— Что же мне делать? Приходится покончить с собой.
— Если вы честный человек, вы поедете сейчас в Петроград с белым флагом и явитесь в Революционный комитет, где переговорите как глава правительства.
— Да, я это сделаю, генерал.
— Я дам вам охрану и попрошу, чтобы с вами поехал матрос.
— Нет, только не матрос. Вы знаете, что здесь Дыбенко?
— Я не знаю, кто такой Дыбенко.
— Это — мой враг.
— Ну, что же делать? Раз ведете большую игру, то надо и ответ дать.
— Да, только я уеду ночью.
— Зачем? Это будет бегство. Поезжайте спокойно и открыто; чтобы все видели, что вы не бежите.
— Да, хорошо. Только дайте мне конвой надежный.
— Хорошо.
Я пошел вызвать казака 10-го Донского казачьего полка Русакова и приказал назначить 8 казаков для окарауливания верховного главнокомандующего.
Через полчаса пришли казаки и сказали, что Керенского нет, что он бежал. Я поднял тревогу и приказал его отыскать, полагая, что он не мог бежать из Гатчины и скрывается где-либо здесь же». В то время, когда Керенский вел переговоры с генералом Красновым, мне еще долго пришлось убеждать комитет, чтобы дали согласие арестовать Керенского.
Около 12½ часов, наконец, мне удается склонить комитет арестовать Керенского. Вопрос становится на голосование. В это время входит в зал дежурный офицер и читает телеграмму:
«Из Луги отправлено 12 эшелонов ударников. К вечеру прибудут в Гатчину.
Савинков».
Телеграмма вызвала среди казаков замешательство, нерешительность. Настроение стало колебаться. Мне предъявили контртребование — подписать договор, в котором казаки отказываются от вооруженной борьбы с нами, но с тем, чтобы их пропустили на Дон и Кубань с оружием в руках.
Нужно, с одной стороны, выиграть время до подхода отряда моряков, чтобы Гатчину захватить врасплох, с другой — без промедления, до прибытия ударников, арестовать Керенского Одинаково старался выиграть время, очевидно, и Краснов до подхода ударников. Для достижения своей цели я решаюсь подписать договор.
Договор подписан. Выносится единогласное постановление об аресте Керенского. Цель достигнута. Между тем Керенский, следивший за ходом переговоров, не нашел мужества в последний момент появиться среди казаков и заявить, что он готов погибнуть на своем посту, но не согласен с заключением позорного для казаков договора. Переодевшись, он позорно бежал, покидая введенных им в заблуждение казаков. Матрос Трушин, все время следивший за Керенским, поспешно сообщил:
— Керенский, переодевшись, прошел через двор. Пусть Его бегство есть политическая смерть.
Казаки, направившиеся арестовать Керенского, вернулись и доложили, что Керенский бежал. Возмущение бегством Керенского было громадно; казаки и юнкера тут же послали телеграмму:
«Всем, всем. Керенский позорно бежал, предательски бросив нас на произвол судьбы. Каждый, кто встретит его, где бы он ни появился, должен его арестовать как труса и предателя.
Казачий совет 3-го корпуса».
К моменту отправки телеграммы к казачьим заставам подходили Финляндский полк и отряд моряков. Заставы сообщили об их приближении. Мною было отдано распоряжение немедленно пропустить их. В этот момент в зал вбежал запыхавшийся Войтинский. Он потрясал телеграммами, полученными от Савинкова и из ставки, где сообщалось о приближении ударников. Всячески пытаясь повернуть настроение казаков, он убеждал их, что Керенский не бежал, что он выехал навстречу подходящим войскам. Но доверие к ставленникам Керенского уже было подорвано. В ответ на речь Войтинского тут же его арестовали (позднее Войтинский бежал при помощи юнкеров).
А. Ф. Керенский. 1917 г. Из коллекции Французской Национальной библиотеки
В час ночи 1 ноября в санитарном автомобиле, по грязной дороге, без освещения, пробираемся, к Гатчине. По пути ехавшие со мной офицер и два казака заявили, что они — против гражданской войны, что их ввели в заблуждение, рассказывая о жестокостях и зверствах большевиков. Их убеждали, что весь гарнизон Петрограда и население ждет их, казаков, как избавителей от нашествия большевиков. Но теперь Читать далее
Дело Социал-Демократа
Резолюция т. Фокина, принятая на заседании Орловского Совета 1-го ноября . Политика соглашения с контрреволюционной буржуазией должна была привести и привела страну на путь Гражданской войны. 8-месячный срыв революции, топтание на месте, повлекшие за собой общее обострение разрухи, привели к тому положению, когда революционная масса рабочих, солдат и крестьян была вызвана на Читать далее
Игнат Фокин
1 (14) ноября 1917 г.
Мы живем в эпоху гражданской воины, войны, подготовлявшейся уже давно. Война эта стала для нас теперь фактом обыденной жизни, точно так же, как факт беспримерной мировой войны, и мы сейчас должны определить свою позицию в отношении к этой войне. Основная задача русской революции — борьба между двумя противоположными группами, лагерями, на которые раскололась революционная Россия.
В первый момент революции было достигнуто чисто внешнее объединение между этими двумя группами, но едва самодержавие было свергнуто, как обнаружился среди них глубокий раскол. Одна из этих групп объединяет класс помещиков и капиталистов, интересы которых являются однородными. Помещики заинтересованы в сохранении капитала, капитал — в сохранении экономической мощи помещичьего класса. Эти классы не могут разрешить ни земельного, ни рабочего вопроса, так как разрешить эти вопросы для этих классов значит обессилить себя.
Их план — всячески оттянуть разрешение этих реформ в надежде на изменение соотношения сил. Коалиция поэтому, и оказалась бесплодной, мертворожденной.
Противоположная группа — объединенный пролетариат и беднейшее крестьянство, которое по своему экономическому положению вплотную подходит к рабочему классу. Доверия к коалиционному правительству у этой группы нет, политика коалиции — политика топтания на месте. Власть должна быть передана Советам, которые вынесли на плечах всю тяжесть революции. Коалиция базировалась на незначительных по своим размерам и в высшей степени неустойчивых слоях населения.
Власть Советов будет опираться на широкие слои населения, на многомиллионную солдатскую, рабочую и крестьянскую массу. Сейчас перед нами стоят два выхода: или наша победа, или победа нового Корнилова — Керенского, потому, что в данный момент Керенский поставил себе то же задания, как и Корнилов, и пользуется теми же методами борьбы. Нам нечего бояться реакции, русская революция выросла на почве обнищания народных масс, и пока экономическое обнищание имеется налицо, мы будем иметь основной момент, который творит и делает русскую революцию.
К тому же власть, которая придет на смену большевикам, не может быть прочной, ибо при настоящих условиях она не сумеет дать стране все, что она хочет. Что касается Учредительного собрания, то нужно сказать, что центр тяжести не в нем, а в том, как сложатся силы вне Учредительного Собрания.
Что касается с[оциал]-д[емократов] меньшевиков, то они в данный момент выявили свою буржуазную сущность. Либер, Дан и Гоц, они идут сейчас вместе с Керенским и Рябцовым, собрав около себя гвардию буржуазных сынков.
Игнат Фокин. Фото предположительно 1917-1919 гг.
Выступление председателя Брянского Совета Рабочих и Солдатских депутатов тов. Фокина на общем собрании членов Орловского Совета Рабочих и Солдатских депутатов совместно с представителями ротных, заводских и полковых комитетов, профсоюзных организаций о переходе власти в руки Советов. 1 (14) ноября 1917 г. Мы живем в эпоху гражданской воины, войны, подготовлявшейся уже давно. Война эта стала для Читать далее
Великий князь Михаил Александрович
Встали поздно. Политический горизонт не проясняется, но и не сгущается. Укладка вещей продолжается. До завтрака А.Н.[Шлейфер] и я прошлись по саду. Днём я укладывал. После чая А.Н. и я немного прошлись по улицам и слышали одиночные ружейные выстрелы в сторону Зверинца и дворца. Дж<онсон> с нами не обедал. В 10 ч. Н<аташа>, А.Н. и я поехали к Дж<онсону>. Через Читать далее
Константин Паустовский
На пятый день кончились продукты. До вечера мы терпели, глотая слюну. За стеной дворницкой догорал соседний дом.
В нашем доме был маленький гастрономический магазин. Ничего больше не оставалось, как взломать его. Задняя дверь магазина выходила во двор. Пекарь сбил с нее топором замок, и мы по очереди бегали по ночам в этот магазин и набирали сколько могли колбас, консервов и сыра.
Светило зарево, и надо было прятаться за прилавками, чтобы через разбитую витрину нас не заметили юнкера из «Униона». Кто знает, что им могло прийти в голову.
На пятый день кончились продукты. До вечера мы терпели, глотая слюну. За стеной дворницкой догорал соседний дом. В нашем доме был маленький гастрономический магазин. Ничего больше не оставалось, как взломать его. Задняя дверь магазина выходила во двор. Пекарь сбил с нее топором замок, и мы по очереди бегали по ночам в этот магазин и набирали сколько могли колбас, консервов и Читать далее
Павел Дыбенко
Захват Керенским Царскосельской радиостанции дал ему возможность распространить ряд воззваний и приказов, призывавших войска «одуматься» и присоединиться к войскам, верным Временному правительству, для борьбы «с предателями-изменниками» большевиками. Кипы погромного характера воззваний к населению Петрограда и войскам, выпущенные за последние дни «комитетом спасения родины и Читать далее
Брянский Рабочий
Заседание открывается в 7 час. вечера. Председательствует тов. Медведев. На повестке дня следующие вопросы: 1) доклад товар[ища] Шоханова, возвратившегося с Всероссийского съезда Советов; 2) о текущем моменте и 3) текущие дела.
Доклад тов. Шоханова. Народ стоит перед совершившимся фактом пролетарской революции, совершенной петроградским пролетариатом и гарнизоном, при поддержке трудовых масс. Он имеет право спросить и спрашивает, что же сделано нашим бывшим правительством за 7-м месяцев революции. Нас в настоящий момент волнуют три важных и определенных вопроса. Война и мир, передача земли в руки трудящихся, и контроль над промышленностью. По вопросу о войне и мире нашим бывшим правительством и советом республики не сделано ничего, кроме тех мертвых резолюций, которые все время лежать под сукном. Между прочим, как мы стоим перед тем, что армия, раздетая, голодная, усталая, заявляет, что если не будет в скором времени заключен мир, она покинет фронт. Ибо нет сил продолжать эту проклятую войну. Дальше вести политику оттяжки, которую вело правительство, вести нельзя, дабы не потерпеть полного краха. Второй вопрос, вопрос о передаче земель в руки крестьянства, сталь насущнейшим вопросом, в разрешении которого медлить стало нельзя и невозможно. Семь месяцев политики разрабатывания проектов, выношения резолюций, но не проведения их в жизнь, поставила нас перед теми неорганизованными стихийными беспорядками захватом земель, которые могут погубить дело революции. Трудовое крестьянство дальше ждать не могло и не может.
Третий вопрос, вопрос о контроле над промышленностью, который также как и первые два требует решительного проведения в жизнь. Саботаж, проявленный нашими промышленниками и капиталистами, при явной поддержке бывшего правительства Керенского, ясен. Закрыты и закрываются ряды заводов. Донецкий бассейн, это сердце всех заводов России скоро станет, что поведет к остановке всех заводов и железных дорог. Когда Московский Советь Раб[очих] и Солд[атских] Депутатов заявлял и хотел осуществить контроль над промышленностью и что так быть больше нельзя, то промышленники кричали, что это анархия и захват власти.
Стоя перед фактами, что уставшая армия может покинуть фронт, что неорганизованные попытки захват земель крестьянами и их требования немедленно передачи земель в их руки, что промышленность все более и более разрушается и опираясь на вооруженное выступление Петроградского гарнизона и пролетариата, Всероссийский Съезд Советов взял власть в свои руки. Совет, не медля, издал декрет о мире, о земле и о контроле над промышленностью, которые вы уже читали и знаете.
Товарищи! Если вам говорят представители тех политических партий, которые покинули съезд в те минуты, когда требовалась поддержка и когда издавались законы, которые лежали под сукном с начала революции и которых народ ждал как своих завоеваний, что выступление петроградского гарнизона и пролетариата, это есть выступление единочное, что это есть авантюра и больше ничего. То я говорю, что это неправда, что мы опирались и опираемся на всех трудящихся и что мы совершаем революцию, к которой мы шли и будем стремится. Тех завоеваний, которые взяли мы, мы не отдадим и будем защищать до последней капли крови. Я призываю вас тогда, когда льется кровь наших товарищей за изданные декреты на улицах Петрограда и Москвы послать им приветствие, как борцам за свободу и то, что мы их поддерживаем и поддержим, хотя бы нам пришлось умереть. Этим доклад окончен. Прений по докладу не было.
Товар[ищемм] Пановым докладчику были заданы вопросы. На вопрос как будут вестись переговоры о мире, если уедут послы иностранных держав? Докладчик ответил, что послы не собирались уезжать и заявили, что им нет никакого дела до внутренних порядков России и они не думают в них вмешиваться. А если представители и уедут, то будут вести переговоры с народами. На вопрос, как быть, если мирные переговоры не увенчаются успехом и в течение трех месяцев мы не придем ни к чему определенному? Докладчик ответил, что если это так случится, то народы, зная, какие велись переговоры, сами не захотят воевать и заставят свои правительства заключить мир. Потом что, если будет заключено перемирие, то уже никоим образом армию никто и ничто не заставит вести войну.
Далее собрание переходит по вопросу о текущем моменте. Слово представляется тов. Тернавскому. Оратор говорит, что сейчас мы переживаем серьезный и ответственный момент. Выступление организованное большевиками это есть «авантюра». Изданные декреты, о мире, земле и промышленности предрешают участь Учредительного Собрания… При этих словах подымается шум, крики «долой». Председателю с трудом удается успокоить собрание. За безумную попытку большевиков будут платится рабочее, крестьяне своей кровью. Рабочих будут расстреливать, если власть возьмет бржуазия. Попытку большевиков народ не поймет и получится после чего сдвиг вправо, чем воспользуется буржуазия. Сейчас один выход, это найти общий язык демократии, на котором она бы могла объединиться.
Трибуну занимает И. Д. Ульянов. Как мощна была революция в первые дни. Какое было ликование, когда демократия не была так расколовшись, как теперь. Теперь этого нет. Тогда Европа считалась с русской революцией и была ею захвачена. Выступление большевиков это есть необдуманный тактически шаг, который может привести к плохому результату. Декрет большевиков, это есть векселя, которые они не сумеют оплатить. Если обещания не будут проведены в жизнь, то масса их сметет, как смела коалиционное правительство. Затем выступает Фенюков, который говорит, что буржуазная коалиция ничего не дала и дать ничего не может. Петроградский гарнизон и пролетариат своим выступлением, только спас страну от той надвигающейся анархии, которая угрожала привести страну к гибели. И как ненужный мусор сметено правительство, которое только являлось тормозом к дальнейшему развитию революции. Изданные декреты есть законы, которые добыты кровью народа и потому мы их, как партия большевиков, будем отстаивать и бороться до конца.
Мы не пойдем спрашивать к кадетам, как управлять государством, а должны учится сами, ибо никто не родился на свет прямо профессором. Петроградский рабочий это есть авангард революции, которому мы должны верить и за которым мы должны идти. Заканчивает свою речь призывом поддержать восставших рабочих и послать им приветствие[.] Матвеевский говорит, что выступления большевиков создает контрреволюцию и увеличит еще более экономическую разруху.
Мало того, чтобы выпускать декреты, а нужно их провести в жизнь.
Оглашает резолюцию от партии с[оциалистов]-революционеров и меньшевиков.
Кузнецов говорит, что выступление большевиков есть революция, а не авантюра. Что это есть разряжение той грозы, перекаты которой мы слышали и предчувствовали, что это должно скоро придти. Горячо призывает, не порицание вынести тем рабочим, которые умирают, а приветствие и поддержку.
Алимов заявляет, что он не согласен с своими товарищами по текущему моменту с[оциалистами]-революционерами. Приветствует земельный декрет. Оглашает свою резолюцию по текущему моменту. Последними выступают Д. Алимов, Евдокимов, Новиков, которые полностью протестуют против политики правого крыла демократии и говорят: — если побьют одних, то не остаться и другим.
Список ораторов исчерпан. Оглашается резолюция большевиков, с[оциалистов]-революционеров и меньшевиков и резолюция П. Алимова по текущему моменту. Ставятся на голосование по порядку оглашения. Большинством принимается резолюция большевиков.
Резолюция большевиков.
Бежицкий Совет Рабочих и Солдатских Депутатов, заслушав доклад о Всероссийском Съезде Советов и обсудив текущий момент, всецело присоединяется к его постановлению и видит в нем единственный выход из того положения страны и революции, к которому в 7 месяцев привела нас политика коалиции с буржуазией, мы уверены, что вновь организованное рабочее и крестьянское правительство, совместно с рабочими организациями, обеспечит народу своевременный созыв Учредительного Собрания, поведет решительную борьбу за мир, за немедленный переход земли к крестьянам и рабочий контроль над производством, и что уже фактически оно сделало, издаваемый декрет и мы в свою очередь призываем все рабочие организации немедленно приступить к творческой работе. Время слов прошло, нужно дело. Созданный же Исполнительным Комитетом Совета Рабочих и Солдатских депутатов революционный комитет для ведения борьбы с корниловцами находим нужным его дальнейшую работу и его действия мы поддерживаем.
Кузнецов предлагает всему собранию послать приветствие рабочим и солдатам Петрограда и Москвы, борющихся за свободу. Предложение принимается.
Приветствие петроградским и московским рабочим.
Шлем наш привет питерским и московским товарищам рабочим и солдатам, проливающим кровь за дела рабочих, за их свободную жизнь, проливающим свою кровь за прекращение международной братской крови.
Собрание переходит к текущий делам. Докладчиком выступает Медведев, который сообщает результаты своей поездки в Орел. Поступает предложение о сформировании маршрутного поезда, для перевозки хлеба, в виду того, что не хватает подвижного состава. Предложение принимается. Поручено Исполнительному Комитету переговорить с директором завода о сформировании поезда.
Заседание закрывается.
Заседание Совета Рабочих и Солдатских депутатов 31-го октября . Заседание открывается в 7 час. вечера. Председательствует тов. Медведев. На повестке дня следующие вопросы: 1) доклад товар[ища] Шоханова, возвратившегося с Всероссийского съезда Советов; 2) о текущем моменте и 3) текущие дела. Доклад тов. Шоханова. Народ стоит перед совершившимся фактом пролетарской революции, Читать далее
Брянский Рабочий
Нам говорили, что низвержение правительства Керенского — невозможно. Нам говорили, что восстание Петроградских солдат и рабочих обречено на неудачу.
Мы отвечали, что партия революционного класса обманула бы доверие народных масс, если бы не повела их на борьбу с Правительством, которое каждым своим шагом, каждым своим актом неизменно доказывало, что вся его задача в охране интересов и преимуществ буржуазии. Восемь месяцев тому назад революция в Петроград вынесла к власти «демократа» Керенского, в роли члена гучковско-милюковского кабинета. И с тех пор в течение восьми революционных месяцев Керенский служил гучковско-милюковской политике и лишь теперь народным массам удается стряхнуть его с себя, хотя Гучкова-Милюкова они стряхнули с себя уже давно.
Керенский пришел к власти по полномочию, данному ему Петроградским Советом Рабочих и Солдатских Депутатов. Он клялся, что покончит с собой, если Совет не одобрит его действий. Но теперь этот «демократ» перед лицом явного «неодобрения» его политики не только Петроградского Совета, но и Всероссийского Съезда Советов, думает отнюдь не о том, чтобы «покончить» с собой, а, наоборот, о том, как бы «покончить» с Советами. Тщетные надежды, жалкие изменнические попытки! Эшелоны, подсылаемые Керенским против Советского Правительства, переходят на сторону восставшего народа. Сознательные солдаты отказываются быть палачами свободы.
Они отказались быть орудием контрреволюции в руках Корнилова, они отказываются быть таким орудием в руках Керенского. Они обращают свои штыки против Корниловых и Керенских, против этих контрреволюционных близнецов одинаково далеких и враждебных революции рабочих, солдат и крестьян.
Революция побеждает. Зимний дворец взят и вместе с ним сдались члены правительства Керенского. Все правительственные учреждения перешли в руки Совета. Не нашлось ни одной воинской части, которая выступила бы на защиту министерства кадетского заговора. И в самом деле, было бы очень странно, если бы нашлись солдаты и матросы, которые согласились бы положить свою голову за Кишкина, за этого родзянского пособника, за этого, «перевозчика» правительства в Москву, за сторонника контрреволюционного «дерзания», которое он намеревался вливать во Временное Правительство. Быть может министр Терещенко был солдатом, крестьянином и рабочим более по сердцу, чем Кишкин? Но все они знали, что Терещенко был верным слугой не революционному народу, а англо-французскому капиталу. Они знали, что в кровавой авантюре июньского наступления была капля и терещенского меду. И они вновь — только на днях из уст Терещенко услыхали, что пока он будет министром иностранных дел, война будет вестись на старых основаниях и до тех пор, пока это будет угодно «главнопомыкающим» биржевикам Лондона, Нью-Йорка и Парижа. А прочие министры? Государственный контролер — он же крупный фабрикант Смирнов — морил голодом рабочих своей фабрики. Министр Никитин не стерпевших нужды и голода железнодорожников травил, как государственных изменников, управляющий военным министерством Маниковский — фаворит и прямой ставленник монархистских заговорщиков
Вот они «революционные министры» на деле являются игрушкой в руках буржуазии, которых войска Петроградского Совета взяли в плен в Зимнем Дворце. Против воли народа и лишь благодаря ослепленному содействию специалистов коалиции—Церетелли, Авксентьева, Гаца, Дана, руководимых ими партий, захватила эта кампания буржузных насильников государственной власти. Обман рассеян, истина выясняется. Всероссийский Съезд Советов создал народную власть, которая будет целиком служить миллионным массам городской и деревенской бедноты, рабочему и крестьянскому делу. Мы требуем мира! — говорят солдаты, крестьяне и рабочие. Новое революционное правительство выступает с немедленным мирным предложением. Земля — народу! говорят крестьяне, рабочие и солдаты. Новое революционное правительство не медленно, отменяет все помещичьи права на землю, освобождает деревню от помещичьей кабалы, снимаете с крестьянской груди давивший ее дворянский камень. Новое революционное правительство Советов не есть правительство далеких посулов и приятных ожиданий. Это — правительство революционного дела. И оно будет осуществлять свою программу неотступно день за днем. В этом его глубоком единстве с широчайшими народными массами и лежит объяснение того, почему оно побеждает и залог его окончательной победы!
Опираясь на мощную поддержку революционных классов, новое правительство создает ту сильную власть, которая спасет революцию и со стальной беспощадностью сметет со своего пути сопротивление врагов народа.
Революция побеждает. Нам говорили, что низвержение правительства Керенского — невозможно. Нам говорили, что восстание Петроградских солдат и рабочих обречено на неудачу. Мы отвечали, что партия революционного класса обманула бы доверие народных масс, если бы не повела их на борьбу с Правительством, которое каждым своим шагом, каждым своим актом неизменно доказывало, что вся Читать далее
Великий князь Михаил Александрович
Утром прошелся по саду. А.Н. [Шлейфер] отправился в экономку. После завтрака Наташа прошлась по новым постройкам.
В 3 ч. Дж<онсон> и я пошли пешком по городу, прошли мимо дворца, затем через Ремиз к Чайному домику, куда подъехала Наташа с А.Н. в автом<обиле>. Мы вместе поехали немного дальше и затем обратно возвратились домой через Приорат. После чая я играл на гитаре, после чего заснул на диване. Вечером я играл на бильярде с А.Н. В 11 ½ приехал Дж<онсон> из дворца и объявил положение Гатчины и наше угрожающим. Отряд ген. Краснова за малочисленностью и недостатком снарядов принужден был отступить от линии Александровская—Пулково, на линию реки Ижора. Сам Краснов со штабом приехал сюда. В 12 ч. А.Н. и я поехали к Дж<онсону>, где пробыли около 2 часов. Возвратившись обратно, застали энергичную укладку всех ценных вещей. Легли в 4 ½. Погода была днем полуясная, 5°.
Утром прошелся по саду. А.Н. [Шлейфер] отправился в экономку. После завтрака Наташа прошлась по новым постройкам. В 3 ч. Дж<онсон> и я пошли пешком по городу, прошли мимо дворца, затем через Ремиз к Чайному домику, куда подъехала Наташа с А.Н. в автом<обиле>. Мы вместе поехали немного дальше и затем обратно возвратились домой через Приорат. После чая я играл на Читать далее
Павел Дыбенко
Весь день 30-го войска Керенского после занятия Царского оставались пассивными и тем самым дали возможность Военно-революционному комитету не только под Пулковом, но и под Красным, под Колпино сгруппировать отряды моряков и пехотные части. Дыбенко П. Е. Из недр царского флота к Великому Октябрю. М., 1958
Великий князь Михаил Александрович
В 11 ч. Наташа, дети, Александр Н<иколаевич> [Шлейфер] и я поехали в Реальное уч<илище> [в церковь] к обедне. Потом прокатились на автом<обиле> мимо дворца, на плацу стоит орудие. Днем Наташа, Дж<онсон>, А.Н. [Шлейфер] и я гуляли, пошли к Приорату, прошли мимо дома, затем то место, где играет музыка, повернули налево и вышли около Реального уч<илища>. Домой возвратились по Багговутовской в 4 ч. 40 м. (Н<аташа> устала и возвратилась на извозчике.) До обедая играл на гитаре. Вечером Н<аташа> прилегла на моем диване, а мужчины играли на бильярде. После веч<ернего> чая Дж<онсон> поехал во дворец за новостями, кот<орые> следующие:
Керенский продолжает пребывать в Гатчине, — Царское [Село] взято с боем, на Александровской бой продолжается, — в Петрограде идет сражение между Павловским уч<илищем> и большевиками, — телефонная станция вновь перешла к больш<евикам> — по слухам, Государственный банк громят, — среди частей гарнизона идет частичный раскол.
Погода была темная, туманная, 4° теп<ла>. После чая у нас были: Елена К<онстантиновна> [Гаврилюк] и Рейер.
В 11 ч. Наташа, дети, Александр Н<иколаевич> [Шлейфер] и я поехали в Реальное уч<илище> [в церковь] к обедне. Потом прокатились на автом<обиле> мимо дворца, на плацу стоит орудие. Днем Наташа, Дж<онсон>, А.Н. [Шлейфер] и я гуляли, пошли к Приорату, прошли мимо дома, затем то место, где играет музыка, повернули налево и вышли около Реального Читать далее
Константин Паустовский
На третью ночь перестрелка снова стихла, и стало слышно, как кто-то кричал на бульваре неуверенным надсаженным голосом:
— Викжель (так тогда назывался «Всероссийский союз железнодорожников») настоятельно предлагает сторонам прекратить огонь и выслать парламентеров! Для переговоров о перемирии! Не стрелять! Посредник — представитель Викжеля — будет ждать десять минут. Не стрелять!
Наступила неправдоподобная тишина — такая, что было слышно, как скрежещут от ветра изорванные пулями вывески.
В тусклом зареве догоравшей аптеки я смотрел на часы. Все молча следили за мной. Секундная стрелка бежала по кругу, как будто быстрее, чем всегда. Пять минут! Семь минут! Неужели юнкера не сдадутся? Десять минут!
Прогремел одинокий выстрел, за ним — второй, и сразу, как шквал, нарастая, загрохотала перестрелка.
Потом со стороны Арбатской площади раздалось несколько пушечных ударов, и в соседнем доме за высоким брандмауэром что-то гулко обрушилось. Над крышей дома, медленно завиваясь, поднялся столб огня.
Как выяснилось, юнкера подожгли соседний дом снарядами, чтобы не дать красногвардейцам захватить его. Дом этот, говоря языком военных реляций, господствовал над местностью.
Этот второй пожар был гораздо опаснее, чем пожар аптеки. К нам на двор уже летели, лязгая, искореженные огнем железные листы и горящие головни. Мы заливали их своими жалкими запасами воды.
Старый пекарь уверял, что опасность пройдет, как только в соседнем доме прогорит верхний этаж. Конечно, если не обрушится брандмауэр. Мы соглашались с ним, хотя хорошо сознавали, что наше положение довольно отчаянное.
В эту же ночь во двор, освещенный пожаром с такой силой, что была видна каждая соринка на камнях, через выбитое окно первого этажа каким-то чудом пролез с Тверского бульвара человек в подпоясанном солдатским кушаком сером пиджаке, с маузером на боку, в очках и с русой бородкой. Он был похож на Добролюбова.
— Спокойно! — крикнул он. — Жильцы — ко мне! Мы договорились с юнкерами. Сейчас и мы и они прекратим огонь, чтобы вывести из этого дома детей и женщин. Только детей и женщин! Мужчин выпускать не будут. Ваше положение аховое, — дом с часу на час загорится. Поэтому мужчины, по-моему, могут тоже рискнуть. Но, конечно, только после того, как выйдут дети и женщины. Выходить через Тверской бульвар на Бронную. Идти поодиночке. Соберитесь в подворотне.
Человек этот так же быстро исчез, как и появился.
Все собрались в подворотне. Огонь затих, и первой засеменила через бульвар наша старая нянька с двумя девочками. За ней перебежали остальные женщины.
Пока женщины перебегали бульвар, красногвардейцы начали перекрикиваться с юнкерами.
— Эй вы, темляки-сопляки! — кричали красногвардейцы. — Хватит дурить! Бросай оружие!
— У нас присяга! — кричали в ответ юнкера.
— Кому присягали? Керенскому? Он, сукин кот, удрал к немцам.
— России мы присягали, а не Керенскому!
— А мы и есть Россия! — кричали красногвардейцы. — Соображать надо!
Как только прошли женщины, из подворотни выскочил старый пекарь. За ним должен был бежать я. Но сразу же со стороны юнкеров ударила пулеметная очередь и отколола угол подворотни. Пекарь бросился назад. Снова загремели выстрелы и полетели на тротуар битый кирпич, стекло и щепки.
Мы вернулись в дворницкую.
Пекарь выругался и сказал мне:
— Эх, кабы мы прорвались! Пошли бы с тобой в красногвардейцы. Тебя бы со мной обязательно взяли, хоть ты и студент. Как ни верти, а Россия остается одна. Наша Россия. А ихняя уже смердит ладаном.
Я вспомнил недавние крики красногвардейцев: «А мы и есть Россия!» — и внезапно с необыкновенной ясностью и новизной представил себе стертое от частого употребления понятие «гуща народа». Да, я принадлежу к этой «гуще народа». Я чувствую себя своим среди этих мастеровых, крестьян, рабочих, солдат, среди того великого простонародья, из которого вышли и Глеб Успенский, и Лесков, и Никитин, и Горький, и тысячи талантливых наших людей.
— Ну что ж, — ответил я пекарю. — Мне без своего народа не жить. Это я знаю.
— То-то! — сказал пекарь и усмехнулся. — Ты одной руки с нами держись, милый. Не отставай.
На третью ночь перестрелка снова стихла, и стало слышно, как кто-то кричал на бульваре неуверенным надсаженным голосом: — Викжель (так тогда назывался «Всероссийский союз железнодорожников») настоятельно предлагает сторонам прекратить огонь и выслать парламентеров! Для переговоров о перемирии! Не стрелять! Посредник — представитель Викжеля — будет ждать десять минут. Не Читать далее
Игнат Фокин
20 октября (10 ноября) 1917 г.
… революция обострились за выдвижением на сцену экономических мотивов; для рабочих и крестьян свобода без материального обеспечения — ничто и [первым] шагом революции было дать им материальные ресурсы. Это помогли сделать, конечно, капиталисты и помещики, не могли они также разрешить в нужном для демократии духе и вопроса о войне. Эти вопросы могли поставить и разрешить лишь рабочие и безземельная беднота. Раз это так, то и конструкция власти должна быть такова, почему большевики и говорят «вся власть Советам», представляющим именно эти круги и именно реальную революционную силу. Промежуточный между пролетариатом и буржуазией слой крестьянство, далеко притом неоднородное, не сумело найти своих интересов и доверилось буржуазии, плодом чего и явилась коалиция, поддержанная на Съездах Советов именно этими промежуточными группами. Эсеры и социал-демократы (меньшевики), служащие интересам этого промежуточного слоя, играют сейчас роковую роль. Если бы социалистические партии все были согласны, то переход власти был бы безболезненным, но вместо этого возникают комитеты общественного спасения — буфер между революционным пролетариатом и буржуазией. Гражданская война не была [бы] опасна, когда приходилось бы бороться с кадетами и Корниловым, но иное положение получается, когда для разгрома пролетариата ведут войска эсеры и меньшевики, которые, в случае поражения большевиков, сами в конце концов будут разбиты буржуазией. Сейчас стоит вопрос: или власть Советам, или буржуазии. Тактика большевиков, опирающихся на рабочих и солдат, не авантюра, а авантюристы те, которые собирают не осознавшие себя элементы и начинают бороться с большевиками. Коалиция не может разрешить в интересах масс стоящих на очереди вопросов. Большевики не хотят срывать Учредительное собрание; они лишь хотели, во избежание абсентизма при выборах, дать экономические реформы до Учредительного собрания…
…Тов. Фокин от имени фракции большевиков предлагает другую резолюцию, а именно:
Гражданская война объявлена правительством буржуазной диктатуры — Кишкиным, Пальчинским. Политика репрессий, усиления разрухи, разгрома Советов привела к открытому насилию над массами. Контрреволюция, опираясь на мелкие буржуазные группы, на доверчивость масс к политике соглашательства, использует эту доверчивость, направляя часть демократии, часть войск на революционный Петроград. Спасение революции, жизнь и счастье трудящихся — в торжестве тех революционных организаций, которые с самого начала революции явились источниками и защитниками глубоких стремлений народа к земле, миру, воле. Единственная реальная сила, располагающая материальными средствами, действительным доверием масс — Советы P[абочих,] C[олдатских] и К[рестянских] депутатов. Городская дума, избранная на основе всеобщего голосования, не может не поддержать Советы. Выдвинутая народом[,] городская дума не располагает материальными средствами и каждый раз вынуждена будет обращаться к Советам и тем самым Создается почва [для] двоевластия. Сохранение же единого революционного фронта в данный момент — условие победы революции. Победа революции — в победе Советов. Смерть Советов — смерть революции. Городская дума, сознавая весь трагизм положения, не желая дробить силы революционных классов, бросает свое влияние на чашку весов Советов — выпрямляет революционный фронт и тем самым довершает победу демократии. Вся власть Советам!..
Игнат Фокин. Фото предположительно 1918 г.
Выступление И. И. Фокина на экстренном заседании Брянской городской думы и предложенная им резолюция о поддержке перехода власти в руки Советов . 20 октября (10 ноября) 1917 г. … революция обострились за выдвижением на сцену экономических мотивов; для рабочих и крестьян свобода без материального обеспечения — ничто и [первым] шагом революции было дать им материальные ресурсы. Это Читать далее
Великий князь Михаил Александрович
Утром Александр Н<иколаевич> [Шлейфер] и я ходили по саду. Днем Наташа, А.Н. [Шлейфер], Дж<онсон> и я гуляли; у Татарского переезда мы прошли по полотну ж.д. версты полторы и дошли до того места, где казаки вчера разобрали рельсы, оттуда мы пошли направо полем до опушки рощи, замкнули круг опять к переезду и дошли до Соборной и по Александровской домой. После чая я играл на гитаре. После обеда я играл с А.Н. на бильярде. Дж<онсон> последние три ночи проводит у нас в доме. Погода была пасмурная, 5° теп<ла>.
По слухам, большевики Царского Села сдались, оказав небольшое сопротивление; будто бы у Таид находился отряд матросов, предполагавший идти на Гатчину для ареста Керенского, кот<орый> находится во дворце; по слухам из Петрограда, большевики разграбили Зимний дворец и грабят Государственный банк, кроме того, печатают в Экспедиции кредитных билетов на 35 миллионов ежедневно для собственного кармана.
Вечером узнали, что Гатчина объявлена на осадном положении.
Утром Александр Н<иколаевич> [Шлейфер] и я ходили по саду. Днем Наташа, А.Н. [Шлейфер], Дж<онсон> и я гуляли; у Татарского переезда мы прошли по полотну ж.д. версты полторы и дошли до того места, где казаки вчера разобрали рельсы, оттуда мы пошли направо полем до опушки рощи, замкнули круг опять к переезду и дошли до Соборной и по Александровской домой. После чая я Читать далее
Константин Паустовский
Внезапно среди ночи огонь стих. Все насторожились. Эта тишина казалась опаснее, чем ураганный огонь. Но тянулась она недолго. Вскоре мы услышали в кромешном мраке отдаленные протяжные крики: «Передать командиру! Юнкера накапливаются на крышах!»
Крик становился все торопливее, тревожнее: «Передать командиру! Юнкера накапливаются на крышах!» Сразу сорвался огонь, и свинцовый град снова захлестал по водосточным трубам и вывескам.
К вечеру второго дня загорелся дом «на стрелке», где была аптека. Он горел разноцветным пламенем — то желтым, то зеленым и синим, очевидно, от медикаментов. Глухие взрывы ухали в его подвалах. От этих взрывов дом быстро обрушился. Пламя упало, но едкий разноцветный дым клубился над пожарищем еще несколько дней.
В нашем доме начала коробиться железная крыша и задымились оконные рамы. Но, к счастью, дом не загорелся.
Мы задыхались, плакали от дыма, обвязывали лица мокрыми платками, но это почти не помогало.
Внезапно среди ночи огонь стих. Все насторожились. Эта тишина казалась опаснее, чем ураганный огонь. Но тянулась она недолго. Вскоре мы услышали в кромешном мраке отдаленные протяжные крики: «Передать командиру! Юнкера накапливаются на крышах!» Крик становился все торопливее, тревожнее: «Передать командиру! Юнкера накапливаются на крышах!» Сразу сорвался огонь, и свинцовый Читать далее
Павел Дыбенко
Рано утром поезд останавливается у Финляндского вокзала. Вокзал охраняется красногвардейцами и моряками. Мои попытки найти извозчика оказались тщетными. Прилегающие к Финляндскому вокзалу, улицы пустынны. После долгих усилий, наконец, дозвонился по телефону в Центрофлот. Через полчаса в автомобиле еду в Смольный. На улицах встречаются отдельные группы вооруженных рабочих, солдат. У Смольного дежурят броневики, самокатчики, красногвардейцы, солдаты. У входа в Смольный часовые требуют пропуск. После долгих переговоров удается проникнуть в Смольный. По лестницам огромнейшего здания взад и вперед снует масса народа, идущих группами, о чем-то громко разговаривающих, спорящих, жестикулирующих. С трудом разыскиваю комнату, где помещается товарищ Подвойский. Захожу к нему.
Подвойский: Вы приехали. Вот и хорошо. С вами прибыли отряды матросов? А артиллерия? Сколько? Миноносцы и броненосцы пришли? — Засыпает рядом вопросов.
— Позвольте, товарищ Подвойский, броненосцев мы пока не посылали, их посылки от нас никто не требовал. Я считаю, что судов здесь в Петрограде имеется вполне достаточно. Три тысячи моряков уже прибыли и находятся в распоряжении Петроградского революционного комитета. В эшелонах еще следует до тысячи пятисот человек и две батареи. К вечеру они прибудут в Петроград.
Подвойский: Но они нужны немедленно. Наши части оставили Гатчину. Керенский двигается с войсками с фронта на Царское и Петроград. Поезжайте сейчас же в Царское, узнайте, что там делается, и немедленно сообщите.
По тону разговора с товарищем Подвойским было видно, что в Смольном нервничают; незнание, где и что творится, создавало ложное представление. Не было и не чувствовалось еще полной уверенности в благоприятном для нас исходе борьбы, особенно с подходом войск с фронта во главе с Керенским. Сколько именно прибыло с фронта войск и какие, никто не знал.
Быстро закончив разговор с Подвойским, ухожу от него, чтобы отправиться в Царское. На лестнице Смольного встречаю Антонова-Овсеенко. Кратко обмениваемся несколькими словами, узнаю, что он едет на Пулковский участок. Решаем ехать пока что вместе. С большим трудом находим автомобиль.
При посадке в автомобиль двое в штатском назойливо настаивают взять их с собой. По виду оба журналисты. Как впоследствии оказалось, один из них был Джон Рид, который написал знаменитую книгу «Десять дней, которые потрясли мир». Другому, бывшему с Джоном Ридом, Антонов-Овсеенко также разрешил ехать вместе.
Только когда я сел в автомобиль, проведенные бессонные ночи, их нервная напряженная обстановка и усталость дали себя чувствовать. Наряду с усталостью давал себя чувствовать и голод. С момента отъезда из Гельсингфорса до 15 часов следующего дня во рту не было даже капли воды. Обращаюсь с просьбой к Антонову-Овсеенко — по дороге остановить автомобиль и купить что-либо поесть. К сожалению, ни у него, ни у меня не оказалось денег. Ехавший с нами незнакомец оказал услугу. Он оказался богаче нас и за свой счет купил колбасы и хлеба.
При выезде за город, к нашему несчастью, сломался автомобиль. Какая неудача! Вылезши из поломанного автомобиля, мы оказались беспомощными и соображали, как двигаться дальше. Мимо нас проследовала саперная рота под командованием товарища Бакланова. Мы пытались найти телефон, дозвониться в Смольный, вызвать другой автомобиль. Наши попытки оказались тщетными.
Вдруг, неожиданно для нас, с противоположной стороны мчится чей-то автомобиль. При подходе автомобиля к месту крушения нашего останавливаем его. В автомобиле довольно упитанный в роскошной шубе штатский господин. Спрашиваю:
— Вы разрешите в вашем автомобиле доехать до Царского по срочным делам. Я запишу ваш адрес и по миновании надобности автомобиль возвращу. Через несколько минут будет исправлен наш автомобиль, и вы доедете в нем.
Пассажир: Позвольте, я — итальянский консул, пользуюсь правом неприкосновенности.
— Что же, дело революционное, спешное. Вам все же придется выйти из автомобиля.
Несколько поморщившись, с явной злобой, господин медленно вытрясается из автомобиля. Едем дальше. По дороге в Царское тянется нескончаемая вереница, туда и обратно, отдельных групп вооруженных рабочих — зарождающаяся новая Красная гвардия — и отдельные группы солдат. Среди всей вереницы вооруженных не видно щеголевато одетых выхоленных офицеров. Кто среди них командир? Вряд ли кто сумел бы сразу ответить на этот вопрос. Они руководствовались сознанием своего долга: вооружаться и вести беспощадную вооруженную борьбу со своими вековыми врагами — с контрреволюцией.
Шедшие взад и вперед отдельные вооруженные отряды не представляли ничего хоть сколько-нибудь похожего на правильно организованные войсковые части.
Невольно закрадывалась мысль: неужели нет здесь, вблизи фронта, никакого управления, порядка? Как видно, все объяты желанием быть участниками этой развертывающейся гигантской борьбы. Но кто приказывает? Кто управляет ими? Кто отдает распоряжения, где и кому быть и что делать?
Спешим в Пулково — туда, где, кажется, сразу будет раскрыта вся картина и где можно будет принять решение и указать, что делать.
Взяв подъем, мы въехали в улицу, набитую вооруженными людьми. Серые низко плывшие над землей тучи полумраком окутывали эту вооруженную толпу. Сотни вооруженных, стоявших опершись на винтовку, воткнув штык в землю или прислонившись к забору дома, с появлением автомобиля ожили, встрепенулись. Их взоры устремились в сторону автомобиля. На лицах вопрос: что делать, куда идти, какие будут приказания?
Автомобиль остановился возле группы вооруженных. Спрашиваю:
— Что это?
Сразу, как бы недоумевающе, отвечают несколько голосов:
— Пулково.
— Где штаб? Кто вами командует и где ваши командиры?
Говорят: в конце улицы, по правой стороне, расположен штаб. Командиров у нас нет, но мы выбрали старшего.
Медленно двигаемся по направлению, где должен находиться штаб.
Тишина ничем не нарушалась. Не было слышно ни одного выстрела. Но почему? Может быть, все кончено? Может быть, царскосельские полки сдались и перешли на сторону Керенского?
Подсевший на автомобиль красногвардеец, чтобы указать расположение штаба, как бы в ответ заявляет:
— Керенский занял Царское, и мы отступили в Пулково, а теперь не знаем, что делать. Нужно ли оставаться здесь или идти в Петроград? Распоряжений мы ниоткуда не получаем.
На краю Пулкова, в небольшой избе, расположен «штаб». В то время этот «штаб» казался штабом, в действительности же этот «штаб» состоял из бывшего полковника Вальдена, растерянно и беспомощно разводившего руками, упорно смотревшего на карту и недоуменно бормотавшего:
— Разрешите доложить: у нас никого не осталось. Все разбегаются и на ночь уходят по домам. Гвардейские полки без сопротивления отступают от Царского. Есть сведения, что часть их сдалась и перешла на сторону Керенского. Задержать уходящих нет возможности.
В дополнение к этому сообщению в «штаб» входит в военной форме, вооруженный револьвером и шашкой, очевидно, бывший офицер и докладывает:
— Царское занято Керенским. В Царское прибыло множество казаков с артиллерией и бронепоездом. Части разбегаются, и Пулково остается беззащитным. Необходимо задержать бегущих, привести их в порядок и установить хотя бы на ночь охранение и наблюдение за Царским, пока не подойдут регулярные части.
Беспомощность «штаба», его растерянность и полное непонимание, что в сущности творится крутом, вселяли тревогу. Этот несколько раз раненный в империалистическую войну полковник Вальден, имеющий боевые заслуги, очутившись, вероятно, помимо своей воли, в обстановке гражданской войны, совершенно растерялся и не знал, что делать с этими вооруженными толпами рабочих и солдат. Он привык и знал, как командовать ротой, может быть, батальоном и полком, он знал, как организовать оборону на участке своей части при наличии всех средств, нужных для обороны, и в первую очередь — при наличии средств связи, регулярных донесений о движении, намерениях и силах противника с учетом собственных сил, стоящих под ружьем, но он совершенно не понимал, что можно делать с этими вооруженными рабочими и солдатами, которые не имели командиров, не умели писать по-военному донесения. Как можно эту неорганизованную, но вооруженную толпу превратить в грозную силу, способную с величайшим энтузиазмом драться и умирать до последнего?
Выслушав доклад полковника Вальдена и его адъютанта, выходим из избы, чтобы взять в свои руки эту вооруженную, по мнению адъютанта, бегущую «массу, задержать и организовать оборону Пулкова.
Ровно через несколько секунд по выходе из избы со стороны Царского начался обстрел Пулкова артиллерией. Один из первых разорвавшихся в Пулкове снарядов разрушает наполовину избу, где лишь несколько минут тому назад помещался «штаб». Обстрел Пулкова действительно вселяет панику среди скопившихся на улице красногвардейцев. Уходившие от Царского отдельные группы солдат старались, не задерживаясь, проскользнуть в Петроград. Они рассказали, что Керенский, заняв Царское, предъявил им ультиматум — сдать оружие, но, получив отрицательный ответ, открыл по их казармам артиллерийский огонь, разрушил казармы и многих захватил в плен. Полк понес значительные потери, Царское наводнено казаками, которые жестоко расправляются с большевиками и им сочувствующими.
С трудом удается задержать всех стремящихся уйти, разбить по группам, назначить старших в группах и добиться, чтобы они самовольно, без приказания «штаба», не оставляли позиций. Красногвардейцы, оставаясь в Пулкове, засыпают вопросами:
— Что же матросы? Скоро ли придут на помощь?
Стараюсь уверить, что матросы движутся на фронт, что с ними следует артиллерия. Окрыленные надеждой скорого подхода матросов к фронту, красногвардейцы постепенно по распоряжению полковника Вальдена стали занимать позиции на Пулковских высотах.
Антонов-Овсеенко остается еще в Пулкове, чтобы руководить организацией его обороны, я же возвращаюсь в Петроград для доклада товарищу Подвойскому.
Вечерние сумерки опустились над землей. Вдали, среди ночной мглы, мерцали огоньки Петрограда. Не было внешних признаков начавшейся во всех уголках необъятной России жестокой гражданской войны. Смолкли орудийные выстрелы, еще несколько минут тому назад доносившиеся от Царского, удваивавшиеся разрывами над Пулковом. Кругом царила тишина. Только изредка автомобиль, освещая своими фонарями дорогу, обгонял отдельных вооруженных, которые медленно плелись в Петроград. Но это было затишье перед бурей, перед жестокой вооруженной схваткой рабочих и революционных солдат с силами контрреволюции.
Рано утром поезд останавливается у Финляндского вокзала. Вокзал охраняется красногвардейцами и моряками. Мои попытки найти извозчика оказались тщетными. Прилегающие к Финляндскому вокзалу, улицы пустынны. После долгих усилий, наконец, дозвонился по телефону в Центрофлот. Через полчаса в автомобиле еду в Смольный. На улицах встречаются отдельные группы вооруженных рабочих, Читать далее
Константин Паустовский
Однажды, в седую от морозного дыма осеннюю ночь, я проснулся в своей комнате на втором этаже от странного ощущения, будто кто-то мгновенно выдавил из нее весь воздух. От этого ощущения я на несколько секунд оглох. Я вскочил. Пол был засыпан осколками оконных стекол. Они блестели в свете высокого и туманного месяца, влачившегося над уснувшей Москвой. Глубокая тишина стояла Читать далее
Брянский Рабочий
Бежицкий Совет Рабочих и Солдатских Депутатов. К населению Бежицы. ГРАЖДАНЕ! Ввиду предпринятого похода контрреволюционных сил на Советы Рабочих и Солдатских Депутатов и все демократические организации, следствием чего произошел разгром Калужского Совета, постановлением Общего Собрания Бежицкого Совета Рабочих и Солдатских Депутатов образован Комитет Спасения Революции. Читать далее
Брянский Рабочий
Наши читатели найдут предварительные сообщения о калужских событиях. Кое-что представляется еще не вполне ясным.
Но, несмотря на неясность, соответствующие сообщения появятся в буржуазных газетах под рубриками: «борьба с анархией» и «оздоровление армии».
Деятельность Временного Правительства в области международных и внутренних отношений привела к тому, что голое принуждение по отношению к «свободным» гражданам «свободной» России все более выдвигается на первый план.
Правящая буржуазия подбирает полки, которые дали бы ей возможность скрутить в суровых тисках всю революционную демократию.
Одну воинскую часть она усмиряет другою, город старается восстановить против деревни и, наоборот, одну область против другой.
Пользуясь своим центральным положением в министерстве, она умело дробит и разделяет силы революционной демократии.
Калужские события будут истолкованы, как выступление фронта против тыла: точно так же, как Корнилов будто бы вел фронт на тыл. И, как Корнилов собирался «разогнать» Советы Петербурга, так и усмирители Калуги первым делом вооруженной рукой разогнали Советы Рабочих и Солдатских Депутатов и арестовали их членов.
Из Калуги «карательный» отряд идет на Тулу, Брянск и Новозыбков.
Рабочие и солдаты должны быть наготове. Нет достаточно ясных сообщений о том, что совершилось в Калуге. Но как раз эта неясность и делает калужские сообщения в особенности подозрительными для революционной демократии.
Может быть, нам завтра же придется дать грудью отпор новому покушению на революцию. Будем же все готовы к отпору по призыву Советов.
И пора, давно пора положить конец такому положению, когда революция существует среди постоянных заговоров и покушений.
Вся власть – Советам, органам революции!
Долой всех соучастников и укрывателей контрреволюционных заговорщиков!
К Калужским событиям. Наши читатели найдут предварительные сообщения о калужских событиях. Кое-что представляется еще не вполне ясным. Но, несмотря на неясность, соответствующие сообщения появятся в буржуазных газетах под рубриками: «борьба с анархией» и «оздоровление армии». Деятельность Временного Правительства в области международных и внутренних отношений привела к тому, Читать далее
