До завтрака Наташа выезжала с О.А. [Родкевич] и Дж<онсоном>. В 12 ч. пришел Сергей А<лександрович> [Шереметевский], и мы обсуждали брасовские дела. В 2 ч. приехали Д<митрий> Гр<игорьевич> Балаховский и Розенберг, — Шлейфер тоже пришел. Мы говорили о Брасове и Дерюгине. В 3 ¾ я поехал с Дж<онсоном> на Миллионную, — он к Путятиным, а я к гр<афу> П.Бенкендорфу, где пробыл ¾  часа, а затем с Наташей возвратился к Алеше, где после чая мы, т.е. Н<аташа>, О.А., Дж<онсон> и я, поехали в Гатчину с поездом 5 ч. 40 м. Со станции я зашел с Дж<онсоном> к нему на квартиру, а затем пешком домой. Обедали в 8 ч., а вечером я записал три дня в дневник. Погода была пасмурная, 2-3° мор<оза>.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 489

От Редакции.

Уважаемый товарищ.

Помещаемая заметка в газете от 12 декабря  *  в № 75 была прислана в редакцию из милиции, за подписью. «Бежицкая народная милиция». С своей стороны редакция нашла нуж­ны поместить заметку лишь только как факт совершившийся, но совер­шенно не входя в подробность кто был конструктором найденного в доме № 3 технически оборудованного аппарата для производства само­гонки.

Брянский рабочий. – 1917. – 28 (15) дек. (№78)

 

Товарищи! Прошло 3 месяца как редакционная комиссия переизбираемого ныне Совета честно исполняла возложенную на нее задачу. Все запросы поставлен­ные жизнью и революцией, редакционная комиссия старалась выполнить в тесном единении с массой красного пролетариата. Наша цель заключалась в том, чтобы как можно шире осве­тить все стороны жизни, связанные общим кольцом с запро­сами рядового читателя вступившего, на путь открытой борьбы с поработителями.

За весь период нашей дея­тельности на поприще свободного слова, мы стремились дать посильную помощь будящим призывам к творчеству Революционного духа народа! Наш пульс всегда бился в унисон с пульсом эксплуатируемых ныне свободных граждан рабочих! Кровавое знамя, залитое братской кровью измученных жертв, мы старались держать высоко над головой шедшего вперед революционного пролетариата! Все чем жил рабочий, загнанный в душные здания мастерских нуждой и голодом, все чем полно было сердце исстрадавшегося труженика, мы старались выявить в ярком бичующем слове! Наш путь был путь пролетарской массы, шедшей твердыми шагами к социальной революции!

В целом ряде призывов к массе мы добились самоде­ятельности рабочего слова, рожденного в муках безысходного гнета и оно лилось на столбцах Советской газеты, отражая подлинное настроение большинства борющегося за освобождение про­летариата.

Мы верили и верим в твор­чество рабочих масс, ковавших свое слово в тисках беспредельных страданий кровавого прошлого!

Товарищи! Тяжелый путь ру­ководства Советской газетой, мы старались выполнить его в тесном единении с вами и если не всегда отвечали вашему настроению, если не всегда наше слово, было вашим словом, то это происходило потому, что Вы товарищи не так чутко относились к вашей газете, мало откликаясь на наши призывы статей и заметок!

Наш долг уходя указать Вам не забывайте нашу газету, несите в нее свое творчество освещая жизнь бьющую вокруг вас, тогда только она будет жива и интересна!

Только при условии широкого сотрудничества самих трудящихся газета становится истинно пролетарской, отражающей подлинную жизнь! Помните это товарищи! Мы делали все, что были в состоянии сделать своими силами, горя единственным желанием быть ближе к рядам борющегося пролетариата!

С перевыбором Совета, должна будет переизбираться и редакционная комиссия и вот уходя нам хочется сказать нашим преемникам несколько слов.

Будите веру в конечную цель революции.

Бейте в набат зовущий к последней битве с душителями свободного слова и дела трудовых масс!

«Сейте разумное, доброе веч­ное!

Сейте, спасибо вам скажет сердечное Русский народ!»

Да здравствует социальная революция!

Да здравствует красный пролетариат России.

Вперед к новому строитель­ству великого будущего с ярким факелом, зажженным Рус­ской Революцией.

Мы победим!

Редакция

Брянский рабочий. – 1917. – 28 (15) дек. (№78)

Вечер в память декабристов.

По почину ученического общественного исторического кружка в гимназии был устроен вечер, посвященный памяти декабристов.

Мысль эта пришла довольно поздно – за 5 дней до 14 декабря  * . Ученики и ученицы энергично принялись за дело: были изготовлены доклады о движении декабристов, о некоторых наиболее выдающихся деятелях – Рылееве, Пестеле, Никите Муравьеве и Михаиле Орлове, были разучены соответствующие стихотворения Пушкина, Одоевского и Некрасова, наконец, была поставлена сцена их «Русских женщин» Некрасова – «Трубецкая в Иркутске». Подобные вечера в память выдающихся русских людей ставились в гимназии и раньше. Главным их недостатком, как и теперь, была длиннота докладов, но все искупило прекрасное чтение отрывков из Некрасова и инсценировка «Трубецкой в Иркутске».

На эстраде во время докладов красовались портреты декабристов, нарисованные в больших размерах учениками гимназии.

По мнению учительского бежицкого союза, празднование в школах памяти декабристов с соответствующими чтениями принесло бы больше пользы, чем обычные уроки.

В особенности теперь важно подчеркнуть, что не одни лапти, а и картузы делали революцию.

Но так как начальные училища опоздали с подготовкой к этому дню (собрание учительского союза было   11 декабря ), то в начальных училищах   14 декабря  шли обычные учебные занятия, а мужская и женская гимназии праздновали этот день.

Орловский вестник. – 1917. – 4 янв. (22 дек.) (№285)

Утром оставался с Алешей дома и читал. Наташа с Ольгой А<лександровной> и Дж<онсоном> поехали в банк, который оказался закрытым солдатами и матросами, как и вообще все банки с сегодняшнего дня. Завтракали у Алеши все вместе. Днем снова мы все разошлись по разным делам. Я с Дж<онсоном> был у портного Гренфельд<т>а, затем в магазине Дрождина, у Кирхнера и у Сурова. К 4 ½  мы возвратились на извозчике к Алеше. К чаю приехали А.Н.Фролов, а немного позже Сергей А<лександрович> [Шереметевский], кот<орый> приехал сегодня из Москвы. Около 7 ч. они оба ушли, а ко мне пришла г-жа Губарева, кот<орая> мне показала, как делать электрический массаж головы. В 8 ч. мы поехали обедать к Путятиным, где пробыли до 10 ч. К этому времени к ним приехали: Андреевы, Прасковья И<вановна> [Авьерино] и Александр Н<иколаевич> [Шлейфер] для игры в карты. Наташа, О.А. [Родкевич] и я поехали к Маргарите Васильевне [Абаканович] (Мойка, 99). Там кроме нас были Зинаида Ивановна [Фребелиус] и Б.Я.Ляпунов. Мы сидели перед камином и смотрели альбомы, снимки М.В. [Абаканович]. После чая, т.е. в 12ч., мы поехали к Алеше спать. Погода была пасмурная, 2° мор<оза>, снега очень много.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 489

Доводим до сведения граждан, что с 15—17 сего декабря   *  в помещении Бежицкой почтово-телеграфной конторы ежедневно будет производиться продажа газет; Московских, Петроградских, ме­стной, польских и латышских. Продажа их будет производиться в будние дни с 8 ч. утра до 9 ч. вечера, а в праздни­ки с 9 час. утра до 9 час. вечера.

Комитет Почтово-Телеграфных Служащих.

    Брянский рабочий. -1917. – 27 (14) дек. (№77)

Путевые заметки.

Из Карачева я было собрался по железной дороге перекинуться в Орел. Но на вокзале натолкнулся на бурную сцену, происходившую между железнодорожным начальством и солдатами, ехавшими откуда-то в товарных вагонах. Их поезд задержали ввиду того, что с последней станции вышел пассажирский.

— Чего мы будем ждать?! Эка велика птица, пассажиры: мы их будем ждать и пропускать вперед, а мы нешто не люди? Машинист пошел! – горячились и орали солдаты, окружив паровоз.

Машинист их не слушался, а слушался своего начальства.

— Чего стоишь? Пошел, тебе говорят, и несколько человек вскочили на паровоз и должно быть кто-либо из них принял на себя распоряжение паровозом: поезд тронулся; кучка солдат исполнила свое желание, но еще не успел поезд отъехать и версты, как паровоз сошел с рельс и поезд стал. Дорога следующему поезду уже загородилась надолго, и я решил отправиться на лошади в уезд  и посетить знакомых мне лиц.

Возница попался очень словоохотливый и я не пожалел, что потерял несколько лишних дней, путешествуя по уезду.

Первым, что поведал мне мой «товарищ» возница, это то, что в деревне порядку мало.

— Первое было — хлеба за деньги и то достать нельзя; диво бы не было, а то припрятали и у кого своего нет, — хоть живой лез в могилу, — жалости в людях совсем не стало: дерет один другого, как волчица овец.

Я заговорил про темноту народную, что нужно бы более училищ и т. п., а он мне в ответ.

— Э, батюшка, ты мой! Мы эти затворять хотели, вот уж из Подъосинок учительница уехала и из других училищ училки бегут. Не дров, ни свету, ни денег, кажут казна не платит, а обчество говорит, что нашто мы теперь будем подати платить: казна денег наработает сколько ей надо; допреж работали, да разные князья и цари себе карманы набивали, а теперь народ наделает и будет у расход гнать! Только вот одно — комитеты дуже много денег пожирают, и на что это этих комитетов понастроили, без них лучше жилось и порядка было больше.

Дороги, по которым нам пришлось ехать, — ниже всякой критики: ров на рву; мосты без перил, и даже некоторые без мостовых, — видно, что нет зоркого глаза и нет хозяина. Где проезжали лесом, там встречались вереницы баб, волокущих дрова на спинах. Местами же везде свеже срубленные деревца.

Да, подумал я, это свободные граждане, расхищающие свое достояние, богатство России.

В средине одного леса, при дороге на полях, смотрю, стоит полуразобранная хата, без окон и дверей; нет и половины крыши; дощатые сени полуразобраны; около окон и дверей валяются битые кирпичи.

— Что такое? — спрашиваю я, продана что-ль хата?

— Продано? Это, батенька ты мой, еще по весне, как свобода вышла. Значит, это сторожка бедная. Ну, как свобода вышла, мужики пошли управителя сменили, усех сторохжей лесных сняли, ну и потом вот и до самих хат сторожек добрались. Кто двери снял, кто окна выдрал, а кому кирпич понадобился – печь разобрал, а теперь вот и до бревен добрались и все так то сторожки разволокли. Нагрешники, а не народ стал. А вот, вишь, церковь-то, — это Молодовое: разграбили в пух и правх.

Я вспомнили о недавно прочитанной корреспонденции о погроме в этом селе и попросил своего возницу завести мен взглянуть на место погрома.

— Крючковато немного, нам бы прямо вот на Погореловку, вот и Костеевка бы.

Я упросил, и мы поехали. Глазам мои предстала ужасающая, неподдающаяся описанию картина.

Предо мной рисовались следы грандиозного здания, напоминающего старинную крепость; высятся башни над воротами и кругом толстая кирпичная стена; в середине этой крепости остов громаднейшего дома; архитектуру определить нельзя, ибо все разрушено: окна зияют, как глубокие раны, по карнизам и стенам висят куски железа, около дома валяются обломки мебели, старинной, ценной, но ободранной чьей-то злой рукой, с вытащенными пружинами.

— Ишь как повыпотрошили, — метко заметил возница, указывая на мебель. Цветник затоптан, оранжереи приведены в какой-то хаос; тут же шлялась, мыча, голодная крупная скотина. (Это, как пояснил мне один из старых слуг, отобрали назад у погромщиков).

Вошел в середину двора, — груды камней, обгорелых бревен и остатки величественного здания.

Тяжело стало смотреть на то, что делает наше невежество народное, и я поспешил выбраться из этих развалин, напоминавших худшее, чем нашествие французов в 12 году.

По выезде, около мостка, нас встретила кучка кр<естья>н, о чем-то горячо разговорившая. Нас остановили.

— Вы что, значит, не следователь будете?

— Нет, я приезжий. Что это у вас?

— Да вот — смутьяны нашлись, смутили, дураки послухали, а теперь вот и думаем, как кашу разваривать?

— Да, глухо и грешно жечь и уничтожать и зачем это? — ответил я.

— То-то вот, — проговорил старик с длинной седой бородой. Да это что, совсем было Бог попутал: собирались были опосля усех торговцев громить. Да один вот из них смельчак выискался, говорит: ладно! Вы нас, я вас, — усе село сожгу, уж коли на то пошло. Не побоюсь — убьете, сыновья сожгут, не сыновья — дочери отомстят. Ну оно, видишь ли, пожалуй и одумались, а тут солдат пригнали. Да, видно, Господь попутал за грехи наши, а все смутьяны, да коли бы наши, а то ведь чужие.

Старик снял шапку и перекрестился.

И вспомнились мне великие слова Христа: «Они не ведают, что творят»…

Новый.

Орловский вестник. – 1917. – 26 (13) дек. (№277)

Резолюция Трубчевской организации Р. С.-Д. Р. П. (большевиков).

Обсудив вопрос о власти в Трубчевске, Трубчевский Комитет Р. С.-Д. Р. П. Большевиков признает, что работа партии в советах должна вестись в том направлении, чтобы сосредоточить всю полноту власти по уезду в руках советов. С другой стороны партия считается с кризисом Трубчевского совета имеющим место в настоящий момент.

Вскрывая причины этого кризиса Комитет приходит к тому заключению, что:

1) Главнейшей причиной является саботаж членов партии С. Р. входящих в состав Совета и представляющих собой наиболее интеллигентные силы Совета.

2) Остающееся большинство Совета, состоящее исключительно из рабочих в большей части женщин, находящееся под влиянием нашей партии не является однако работоспособным.

3) Столь же разрушительно действует и поведение солдатской секции, действующей под флагом С.- Р. демонстративно покинувшей совет после принятия в сем большевистской резолюции и ставшей в прямую оппозицию Совету Рабочих Депутатов.

Принимая во внимание все это, Трубчевский Комитет постановил своей целью восстановление деятельности совета на платформе им принятой находит:

1) Необходимо добиться присылки из Брянска опытных советских деятелей, стоящих на платформе нашей партии для постоянной работы в совете.

2) Добиться, присылки революционной войсковой части для поддержки Совета и противодействия могущим возникнуть эксцессов со стороны противников советской власти.

3) Развить усиленную агитацию о соединении Совета Крестьянских Депутатов с С. Р. и С. Д. п. согласно принятого Совета Р. С. Д. устава.

4) Развить агитацию с вынесением резолюции по деревням в пользу передачи власти С. Р. С. и Крестьянских Депутатов.

Для осуществления этого Комитет должен наладить наиболее полное сношение с партийными центрами (Орловского Губернского Бюро, Брянского Комитета и Бежицкого Коми­тета), через них и с Советами, как письменно так и путем по­сылки делегаций.

Председатель Комитета Матвеев.
Секретарь Левченко.

Брянский рабочий. – 1917. – 26 (13) дек. (№76)

Утром, как всегда, пробежался по саду, — теперь я совсем свободно безостановочно пробегаю 5-6 кругов. Потом я читал. В 2 ½  я пошел на горку, где работал с мисс Н<им> и двумя конюхами, а Беби в это время спускался с Володей и Феликсом в корзине. В 4 ¼  я пришел домой. Наташа с Ольгой А<лександровной> [Родкевич] катались в санях. После чая я играл на гитаре, а потом писал английскую диктовку. Вечером сидели в моем кабинете. Погода была по временам солнечная, 10°.

Получил письмо от [великой княгини] Ксении [Александровны] из Ай-Тодора.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 488