Палата в Бежицкой больнице. Фото К. Фишера, 1895 г. Из коллекции группы ВК «Брянск глазами разных поколений»

Вооруженное нападение.

Недавно на некоего Китаева, в то время, когда он возвращался к себе домой со станции «Сельцо» Р<иго>-О<рловской> ж<лезезной> д<ороги>, неизвестными злоумышленниками было сделано вооруженное нападение, причем ограблено у него ничего не было, но он был ранен выстрелом из револьвера в ногу и отправлен на излечение в больницу Брянского завода.

Орловский вестник. – 1917. – 6 дек. (23 нояб.) (№261).

Бутырская тюрьма в Москве. 1890 г.

Письмо заключенного к родному отцу из Бутырского централа 20 февраля 1917 года  22 ноября .

Под откосом железной дороги.
Пять десятков избенок стоят
Не отесаны, ветхи, убоги
И от ветра их крыши дрожат.
Рековичеми их называют,
Князь Голицин название дал
И поныне их так именуют,—
Исполняют приказы дворян.
Мужички в нем живут, прозябают,
Не хватает земли, да и купчих нет,
А здесь подати земцы сбирают,
Чтоб пополнить казенный бюджет.
А с весны уж там все голодают.
Не из тех ли избенок ты выполз.
Дорогой мой, родимый отец.
Покидая детишек с женою
Обреча их в терновый венец.
Мать тогда ты в работницы отдал,
Но не помню я только кому —
Много, много бедняжка ты выстрадал
На своем горемычном веку.
В зипунишке, в валеной шапченке,
В лапотках, подвязавши бичевкой,
Вид на жительство спрятав в котомке,
Ты побрел по дороге железной.
Сотни верст ты по шпалам шагал.
Изнуренный, больной и голодные,
Ты слезами свой путь орошал
Хоть душою для слез ты был сильный.
Слезы печальные в поте кровавом,
Слезы, дорогой металл пожирал.
Он одевал тебя серым покровом,
Он твою жизнь доконал.
Шел ты лесами, где звери водились,
В те времена их там множество было.
Шел болотами, где змеи роились,
Отец мой, — Тебя это все не страшило.
Чуть зорька займется, покажется солнце
Над лесом верхушек, в туманной росе
Уж ты на ногах, еще с неостывшим потом в лице,
Идешь целый день, торопишься, без отдыха.
С заботой одной о голодной семье.
И сердце сжималось от каждого вздоха,
Как горлик купаясь в холодном ручье.
А ночь настигала, на будку спешишь,
У сторожа просишь ночлега.
Свернувшись в комочек под лавкой лежишь
Как заяц под елью, укрывшись от снега…
Но вот ты пришел во владенье Губонино
Помещика прежних времен,
Ныне оно именуется Бежицой,
Ныне туда вход для сынов воспрещен.
Скоро землячество ты розыскал,
В грязных рабочих бараках.
Труд ты свой там превратил в капитал
И грыжу нажил, надрываясь в работах.
Правил тобою десятник Леон
Гордый, грубой, властолюбивый,
Ты был послушен, умен и смышлен
И на работе ты был тароватый.
Тачку с землею, с навозом возил,
На клумбы дворянского сада,
Где пьяных орда фабрикантов-кутил
С зари до зари проводили интимную оргию ада.
Крафт, Варен и Сергей Селиверстов
И инженеры из немецкой земли,
Это верха, Акционеры Брянских заводов,
Благодетели ваши, за труд ваш, заморские вины пили.
Ты был их раб, после пьянки их сад убирал,
Плевки, окурки и прочую сволочь,
И в месяц за это десять рублей получал
На себя, на жену, на детишек.
Был там садовник Василий Кудрявцев
Широкоплечий, здоровый старик,
Да управляющий садом Румянцев,
Не помню я только, каков был на вид.
Тебя-то они приласкали,
В помощники взяли к себе,
К садоводству тебя приучили
К свободной природной Борьбе.
Розы шипучие, ирани душистые,
Нежный пион, горделивый тюльпан,
Пихта зеленая, ровная, густая,
Тополь швейцарский гигант-великан.
Вся эта флора тобой насажена,
Ты благодетель ее, покровитель
От холода, жаркого зноя. Тобою она вырощена
И в ней твоя вся добродетель.
Скоро разъехались Крафты, Варены,
На место их прибыль Ильин,
Все изменилось, другие картины,
Всех разогнал этот враг-властелин.
Выпал и жребий на долю твою,
Из сада уволил и вход запретил.
Несчастный отец, долго оплакивал флору свою,
Которую страстно и нежно любил.
Другая работа: рабочим в завод поступил
Где рельсы катали, плавили сталь и руду—
Снова ты с тачкой но не землю возил
Тяжелый, металл, от которого гнулся в дугу.
Работал поденно, в сутки двенадцать часов,
работал без устали. Все время ты быль под кнутом
В погоняйлах дневных и ночных мастеров.
Снова придавлен, снова накрыт ты тяжелым ярмом,
Не было праздников, не было отдыха,
Все дни без прогулов работал
Без пиши хорошей, без свежего воздуха,
Эх тяжело ты свой хлеб добывал…
Силы у тебя подбирались, слаб от рожденья ты был,
А здесь ты добавил, над тачкой живот надорвал.
Зачах, захирел. В больницу тебя положили.
Доктор надорв в протокол записал.
Двое хирургов перед тобою приказ отдавали,
Ты разговор их не понял латынский
И не знал на гибели какую тебя обрекали.
То-то старинное времячко, то-то законная власть.
Эксперимент и практика над человеческой
Личностью. Без спроса, даже не дали понять.
Без чувства к чувству, что будет страдать.
И не страшася Бога, суда, на смерть тебя обрекая
В саван одели, на стол положили,
Уснул как мертвец и эскулапы, как воронов стая
Жаждущих крови, быстро тобой управляли
Помню я, помню — ничего не забыл,
Мама мне все передала,
Как ты от порезов в агонии был.
Как смерть уж к тебе приступала,
Как поп Михаил к тебе приезжал
Таин святых предлагая
Ты был без чувств, ничего не принял,
Бредил бессвязно болтая.
Мама все ночи с тобой пробыла
Глаз не смыкая до утра,
Можно сказать, что совсем не спала
Все за тобою следила, сны заменяла хандра.
Год пролежал ты в больнице
Две операции в год этот вынес
И как локмус, изменялся в лице,
С смертью два раза боролся. Твой был перевес.
Боже, силы какие тебе помогали,
Демона силы, иль ангелы рая
Tе ли, что все над тобою творили
Без спроса, телом твоим управляя.
Об этом сказать ничего не могу
В выздоровлении твоем есть загадка,
Так, что об этом я умолчу
Tе времена ведь были без порядка.
И так залечили,— трудоспособность свою потерял.
С Богом отправили, — больше не нужен им был.
Где ж протокол, в который доктор ушиб записал.
Где же пособия? Кто получил?—
Канула в вечность, завод поглотил.
С чувством к калеке отнесся.
Место другое тебе предложил.
На что ты тогда согласился.
Исчезло пособие, исчезло бесследно, на век, навсегда.
На смену ей прибыла сила могучая,
Сила титана, станок великан,
Вот твоя смена, вот твоя жизнь роковая.
Крутишь и вертишь с утра и до вечера
Ручки гиганта станка,
Гнешься от ручек, как лозы от ветра
В бурю, когда она сильна велика.
Рельсы тяжелые, в двадцать пудов
Тальмой с земли подымаешь
Жмешься как стянутый в десять узлов
Силы последние в них надрываешь.
Супорт огромный, резцы по пуду,
Супорт ворочаешь режет резец,
Стружки летят от резца на ходу
Белые, синие, все посогнувшись в дугу.
Клинья, полушки к железным мостам.
Плиты чугунные, круги поворотные,
Станины к токарным станкам
И стопудовые валы тяжелые.
Я мелочи сколько — счету им нет.
Что заслужил ты, скажи мне отец
За тридцать кровавых мучительных лет,
Строя роскошный из железа дворянам дворец?
А ну ко ся, высчитай тридцать годов
По паре в день рельс выгоняя,
Сколько принес ты дворянам доходов,
В Сибирь и Россию пути прокладая.
Замки из мрамора ты им построил,
Блеском, гранатом покрыл их палаты
Металл ты в искусство для них превратил.
Помни отец, это враги, это твои паразиты:
Всем угодил, всем удостоил.
Хозяин завода Кокшаров поздравил,
За труд твой в награду медаль подарил
За честь твою, в честь капитала молебен служили
Завод не работал. Парад всем устроил.—
Много ли было вас там стариков?
Подолгу служивши на этих громил,
Спрутов, Бацилл, Паразитов.
Всех вас медалями он одарил,—
Здорово он затемнил ваши очи.
В клубе в честь вас шимпанское пил.
Эх вы темные, темные, вы, беспросветные, ночи!
И так дорогой мой родимый отец,
Тебя поздравляю с наградой,
Всех вас с наградой целую, мирное стадо овец
С нравственным чувством, с любовью народной, —
Им же я всем шлю проклятье.
Мстить обещаюсь до гроба.
К вам простираю объятья,
К страдальца м, поймите: ведь вы мои братья…
Снова я, снова взываю к тебе
Отец одинокий, лишенный семьи,
Мужайся, не падай, будь стоек в борьбе,
Скоро увидишь сынов, скоро вернутся они.
Миша из тайги холодной приедет,
Я из централа к тебе ворочусь!
Миша дочурку, сынка приласкает,
Я в старости тебе пригожусь
Новая жизнь с нами будет, —
Новый мы сад разведем.
Цветиков алых насодим
С ними свободно вздохнем.

Ефим М.

Брянский рабочий – 1917. – 2 дек. (19 нояб.) (№ 59)

Московская улица в Дятьково. Фото с открытки конца XIX — начала XX в.

Дикие подголоски Петрограда и Москвы.

Преступное издевательство Московских и Петроградских большевиков над волею народа и народными самоуправлениями, их грубые, полицейские приемы, скопированные без зазрения совести у Николая кровавого и его верных охранников, находят и у нас в Орловской губернии своих рабских подражателей.

Приводимый ниже документ показывает, что и дятьковские, так называемые «большевики» тоже возомнили себя Троцким и вступили на путь царской опричнины.

Протокол Дятьковского Волостного Земского Собрания гласных 1917 г. Ноября 19 дня  * .

Заслушав протокол Председателя Дятьковской Волостной Управы Молитвина ст 17 ноября  *  с. г. о требовании от него вооруженной силой членами Дятьковского революционного Комитета, выдачи им револьвера и также от члена Управы Благодетелева вынесли следующую резолюцию.

Дятьковское Волостное Земское Собрание, заслушав доклад Председателя Волостной Земской Управы о проявленных действиях Революционного Комитета по отношению к Земской Волостной Управы, выразившееся в том, что Дятьковский Революционный Комитет предъявил полного им подчинения Волостного Земства, и кроме  этого представители революционного Комитета с вооруженной силой 17 сего месяца  *    требовали от председателя Земской Управы и члена Управы, Благодетелева, подчинения и выдачи огнестрельного оружия. Обсудив этот инцидент, Дятьковское Волостное Земское Собрание видит в действии Революционного Комитета акт насилия над народным Земством, которое выбрано на основе всеобщего избирательного права; и которое представляет все население и является Земством не реакционным, а Земством революционным, стояло и стоит на страже революции будет настаивать и бороться за полновластие народа. Резолюция эта принята 19 голосами против 1 и 1 воздержавшегося.

Крестьянский вестник. – 1917. – 18 (5) дек. (№15)

Сураж. Вид на народный дом. Изд. фот. Л. Эйдлина. Фото 1900-1910х гг. Из коллекции группы ОК «Сураж: вчера и сегодня»

19-го ноября  *  с. г. я и товарищ Яковлев были командированы Клинцовской городской комиссией по выборам в Учредительное Собрание в город Сураж, в уездную комиссию того же наименования. Приехав туда, уже при первой встрече мы натолкнулись на совсем неприятное явление: два члена Земельного Комитета Киселев и Резников были, что называется «под градусом», должно быть, от радости, в связи с получением Земельного Декрета. Однако, одним только этим это веселое зрелище не окончилось. Прошло немного времени и в помещение Земельного Комитета явился Начальник Суражской милиции Боблаков, также со всеми признаками «невменяемости»: язык у него едва поворачивался во рту, словно прилип. Надо полагать, что подобных пьяненьких экземпляров нам пришлось бы наблюдать не мало, если задержались там на большее время, но мы поспешили ретироваться.

Я крайне удивлен, что в свободной стране свободный народ доверил строить и закреплять ту жизнь, о которой он мечтал и во имя чего он боролся целыми столетиями, людям, которым невмоготу у самих себя побороть дурные наклонности к столь «приятному и живительному» напитку, алкоголю.

Следовало бы призадуматься над этим гражданам избирателям, вручившим свои судьбы подобным жалким людишкам.

Андреев.

Бюллетень Клинцовского Совета рабочих и солдатских депутатов. – 1917. – дек. (№10).

Почтово-телеграфная контора в Карачеве. Фото с открытки 1900-1910-х гг.

За неимением денег казначейство<м> 20-го   *   не будет выплачивать жалованья. Грозит уход милиционеров.

Дело социал-демократа. – 1917. – 2 дек. (19 нояб.) (№98).

Открытка из серии «Дети играют в революцию». «Свободные граждане»

Довольно!

Довольно крови, слез и стона,
Братоубийственной войны.
Подняты красные знамена
Теперь мы стали все равны.
Довольно! Цепи рабства пали,
Тиранов тех уж нет следа,
Что нас веками угнетали.
Им не воскреснуть никогда.
Пора покончить нам с минувшим,
Пора нам с плеч его стряхнуть
Пред миром, в мраке потонувшем,
Свободный нам открылся путь.
Идем. Пусть дружба, постоянство
Объединиться нас зовут!
Свобода, равенство и братство
Пусть торжествуют и живут.

П. Столяр.

Брянский рабочий. – 1 дек. (18 нояб.) (№58)

Здание Государственного банка на Екатерининском канале в Петрограде. Открытка 1910 г.

Встали поздно. Наташа с А.Н.[Шлейфером] поехала в банк и завтракала у Маргариты В<асильевны> [Абаканович], а А.Н. возвратился к нам. Днем А.Н. и я прошлись и были в нескольких магазинах. К чаю пришли: Татьяна П<авловна> [Ш лейфер], Мерчанская и три раненых офицера, Подгурский, Рубинштейн и Беляев, все трое очень симпатичные. В 6 ¼  они уехали, а в 6 ¾  Наташа, Дж<онсон> и я поехали на Варш<авский> вокзал и едва нашли себе место в поезде, — сидели в служебном отделении и в 3 классе, поезд шел медленно. С Баг<говутовской> платформы я прошелся пешком. Меня дожидался Доминичи, и мы занимались вечером до 11 ч. Погода была солнечная, 4° мор<оза>.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 480

Страховое товарищество «Саламандра». Плакат 1910-х гг.

<…>Бессилие коалиционного правитель­ства сказалось и в вопросе о страховании рабочих на случай болезни. Коалиционное правительство ничуть не считалось с многочисленными наказами рабочих, а покорно слушалось г.г. Рябушинских и Бурышкиных.

Все недостатки старого закона о страхованы, на который жалуется съезд представителей больничных касс: 1) Страхование не распространяется на все категории труда. 2) По этому закону все расходы по страхованию по прежнему ложатся на плечи рабочих. 3) Этот закон совершенно обошел молчанием вопрос о единовременном взносе владельцев предприятий на оборудование лечебных учрежде­ний 4) Нарушение самоуправления больничных касс, т. к. в ревизионные комиссии вводятся представители от владельцев предприятий, — все эти не­достатки хромого закона, хромого правительства теперь устранены.

Советское правительство, в своем сообщении о социальном страховании прямо говорит, что страхование и не только на случай болезни, но и на все виды потери трудоспособности, распространяется на всех без исключения наемных рабочих, а также на городскую и сельскую бедноту; что все расходы по страхованию возлага­ются целиком на предпринимателей и, что, наконец, новым законом Советского правительства будет гарантировано полное самоуправление страховых организаций.

Брянский рабочий. – 1917. – 1 дек. (18 нояб.) (№58)

Общий вид города Саратова. Открытка 1909-1915 гг.

Из Саратова Советом получена телеграмма, что октябрьский наряд на нефть для завода выполнен. Наши представители просят послать немедленно телеграмму в Петроград в правление завода с требованием уплаты денег за ноябрьский и декабрьский наряды.

Для рабочих Брянского завода может быть неясно, что наши представители предлагают потребовать от Правления уплаты денег за нефть вперед за два месяца.

Напомним товарищи, что на одном из докладов члена Контрольной Комиссии, а так же письма члена совета старост выяснилось, что благодаря неуплате вперед денег мы можем очутиться без нефти, и завод остановится.

Теперь товарищи воочию видят, что опасения наших представителей оправдались. Завод почти остановился. Неудивительно поэтому, что наши товарищи, поехавшие в Саратов, так беспокоятся об уплате денег. Как отнесется наше правление к требованию Совета неизвестно.

Возможно, что правление опять не уплатит своевременно денег и завод будет по-прежнему без жидкого топлива.

Непрекращающийся саботаж дает право это предположить.

Наши промышленные верхи еще сопротивляются пролетарскому правительству.

Товарищи рабочие должны подумать, как можно будет нам скорее сломить упорство буржуазии.

Ведь чем скорее мы сломим саботаж буржуазии, тем скорее мы выйдем на широкую дорогу экономического возрождения.

Брянский рабочий. – 1917. – 1 дек. (18 нояб.) (№58)