Трубчевская женская гимназия в дни празднования 100-летия Отечественной войны 1812 г. 1912 г. Из фондов Трубчевского краеведческого музея

Трудовая школа.

Среди Трубчевских учителей обсуждается мысль о создании трудовой школы. За основу принимаются Кершенштейкер, Бинж и Мак-Менн. Тов. Черепов готовился прочесть доклад о трудовой школе, но пока уезжает.

Тов. Я. А. Карпов в связи с этим скоро будет читать доклад о свободном воспитании. Горячее участие в новом деле примет А. И. Колобутина.

Возрождение. – 1917. – 2 сент. (20 авг.) (№22).

Внутренний вид церкви Пресвятой Троицы в Гатчинском реальном училище. Фото 1911 г.

Утром Наташа с детьми поехала в церковь Реального уч<илища>, я остался дома и читал. К завтраку приехали: Алеша, Дворжецкий, а немного позже Екатерина Пав<ловна> [Путятина] с князем. Днем мы сидели в саду, — чай пили па террасе и пришли Котоны, а в 5 ч. пришел бар<он> Рауш с сыном. Когда гости разошлись, т.е, в 6 ¼ , Наташа, Е.П.[Путятина], Дж<онсон>, Дворжецкий и я поехали на «Р<оллс>-Р<ойсе>» к Чайному домику, оттуда поехали через Корниково к Черному озеру и опять к Чайному дом<ику>. За нами ехали: кн. Пут<ятина>, Алеша. Начали готовить на кухне обед, кот<орый> был готов в 8 ¼ . Потом прошлись до речки; с одной стороны еще виднелась заря, с другой — восходила луна. Уехали из дома в 10 ч. Все поехали прямо в гор<одской> театр, а Алеша и я возвратились домой, т.к. у меня сегодня опять немного болит под ложечкой. Из синема возвратились в 11 ¾ , и после чая Путятины, Алеша и Дворжецкий уехали па аэродромном автом<обиле> в Петроград. Погода была чудная, 18°.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 452

Дятьково. Фото нач. XX в.

Концерт в пользу группы «Единство» и местного просветительного общества дал чистого сбора 699 р. (233 р. «Единству» и 466 р. просветительскому Обществу). Злоба дня здесь – произвольный арест толпой рабочих бухгалтера Контратьева. Комиссар Благодетелев, социал-демократ, не пожелал дать приказ об аресте Контратьева, за что сам был арестован толпой. Таким образом, анархические действия рабочих направляются не только против «буржуазии», но и против своих же товарищей-рабочих. По поводу ареста комиссара ведется расследование.

Голос народа. – 1917. – 2 сент. (20 авг.). (№98).

Севск. Земская набережная. Фото 1900-1910х гг.

Член Исполнительного Комитета Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских депутатов В. С. Баранов сообщает:

В виду недоброкачественной пищи в имении Литиж создались неблагоприятные последствия. Солдат 74 пехотного запасного полка пробил присмотрщику за рабочими имения вилами голову, последний отправлен в больницу. Приняты меры к прекращению дальнейших беспорядков. Команда переведена в другую экономию. В имении Хинель забастовало несколько солдат 74 пехотного запасного полка на работах в экономии, которые не вышли на работу и при моем присутствии некоторые говорили: «нужно убить экономщика». Мною приняты меры к прекращению дальнейших беспорядков. Все, не желающие работать, взяты из дружины и отправлены в г. Севск для отправки в свою часть.. При поездке по Чемлыжской волости в экономии Петровского замечено неуместное или нежелательное ведение работ по уборке хлеба; к этому приняты меры. Весь неубранный хлеб переда в распоряжение Чемлыжской волостной продовольственной управы для немедленной и скорейшей уборки.

И. Л.

Голос народа. – 1917. – 2 сент. (20 авг.). (№98).

Президиум VI съезда РСДРП (б). Из альбома по истории ВКП (б). 1926 г.

В Петрограде, в Москве, по всей стране разворачивалась подготовка РСДРП (б) к вооруженному восстанию. До нашего сознания дошли лозунги В. И. Ленина: «Вся власть Советам!», «Никакой поддержки Временному правительству!»

Правда, решения VI съезда РСДРП не сразу овладели всей массой большевиков, рабочих нашего города. Но с каждым днем все неудержимей шло развитие самосознания рабочего класса и его революционной готовности к действиям. Руководителями брянских большевиков были тт. Фокин, Кульков, Морозов, Панков и другие.

Бакаев В. Г.Октябрь в моей судьбе // Брянский рабочий. 1977. 23 окт.

От 11 до 12 ч. Тата и я ездили верхом в Зверинце. После раннего чая Наташа, Татьяна П<авловна> [Шлейфер] и я катались на «Р<оллс>-Р<ойсе>». Сначала отвезли Бойку к Фурашкину, а затем сделали круг через Салези, Педлино, Черное озеро, Ремиз и Зверинец, где мы поймали трех мальчиков Сиротского института 10-12 лет, кот<орые> развели огонь под деревьями. Посадив их в мотор, отвезли в институт и сдали их воспитателю. Затем возвратились в парк и пошли смотреть на горевшие старые березы на Мортяшкине лугу, где встретили детей в количестве шести человек,  которые нам сообщили, [что] поджогами занимаются главным образом солдаты, и показали нам еще пять елей, сваленных также огнем. Объехав Зверинец, мы возвратились домой в 6 ¾ . Обедали в 7 ½  и поехали в городской театр, где был концерт — пение, балалайка (Абаза), оперетка в один акт и танцы, — вообще, было совсем мило. Погода была чудная, 18°.

Великий князь Михаил Александрович. Дневник и переписка Великого князя Михаила Александровича. 1915-1918. М., 2012. С. 451-452

Базарная площадь и Брестская улица в Кобрине. 1909 г. Из фондов Польской национальной библиотеки

Через несколько дней я пошел в скит. Лес был темен, завален буреломом. Потом не на поляне, а прямо в лесу, среди деревьев, я наткнулся на высокий тын из почернелых бревен. Такие тыны я видел на картинах Рериха и Нестерова, изображавших старые обители.

Я пошел вдоль тына к воротам. Они были заколочены. Я долго стучал в калитку, пока мне не открыл тот самый монашек, что приходил за солью.

Я вошел в заросший травой дворик, увидел рубленную из сосны косую маленькую церковь и сразу как бы выпал из своего столетия.

Из церкви слышалось старческое пение. Изредка тренькал на звоннице колокол.

— Уж и не знаем,- сказал мне монашек,- звонить или нет. Опасаемся. Как бы обиды не было от этого для предержащих ныне властей. Вот и звоним чуть-чуть. Ворона сидит на звоннице — так и та не слетает. Пожалуйте в храм.

Мы вошли в церковь. Горело всего три-четыре свечи. Старики в черных схимнических рясах с нашитыми на них белыми крестами и черепами не шевельнулись. Коричневой позолотой поблескивали во мраке узкие лица святителей. Горьковато пахло горелыми можжевеловыми ягодами,- ими монахи курили вместо ладана.

Все как-то смешалось в сознании,- древний скит, унылые песнопения, гул сосен за стенами церкви, черепа на рясах схимников, Москва, крест над могилой Лели, окопные завшивевшие солдаты, синагога в Кобрине, огонь маяка в Таганроге, митинги, революция, марсельеза, Керенский, «Мир хижинам — война дворцам». Все это казалось пестрым сном,- это почти неправдоподобное течение моей жизни. Ожидание перемен стало в этой жизни уже привычкой.

Как все это осмыслить? Как понять? Как найти в этом хаосе ту ясность, без которой ничего нельзя сделать подлинного и ценного? И как объяснить самому себе то состояние, что делает человека одновременно и приверженцем революции, последователем великих передовых идей, и собеседником Гейне, и современником древней Руси, поющей здесь, в скиту, дребезжащими голосами о том, что человек заслужил райское блаженство «и ныне и присно и во веки веков». И почему, когда я слушаю эти слова, мне вспоминаются стихи: «Нижет печаль моя жемчуги скатные, в кованый сыплет ларец». Что-то общее мне чудится в этих стихах и песнопениях монахов.

Я ушел из скита и долго еще не мог привести в порядок свои мысли.

С тех пор я каждый раз, когда ходил на реку Уж ловить рыбу, заходил в скит. Монахи угощали меня старым медом с холодной водой.

Паустовский К. Г. Повесть о жизни. В 2 т. М., 2007