Еще стоим в Подгайцах; вот-вот готовимся к попятному движению. Всю минувшую ночь и сегодня утром «товарищи» свободнейшей России громили и грабили все лавки в Подгайцах… Мой Алеша их усмирял, как мог. В Божикувке же при отходе предположено было ими взорвать там оставленные до 15 тысяч снарядов с удушающими газами! Каково будет от этого жителям – при одном воображении можно сойти с ума; а перед этим незадолго «товарищи» предались там необузданному изнасилованию женщин, не считаясь с возрастом их, дико призывая к этому удовольствию свою братию и крича: «Товарищи! На всех хватит!» Отчаянный визг девочек и детей был, передают, потрясающий…
Вчера в 9 час[ов] вечера немцы заняли Тарнополь, пылающий во многих местах; горят большие запасы всякого казенного имущества нашего. Сам «комкор» с «наштакор» определенно еще не знают, какими путями пойдем мы к отступлению; в общем – в промежуток между Чортковым и Трембовлей. Только как-то это нам удастся, если немцы нас засадят в мешок?
Оставляемые без боя нашими «товарищами» позиции занимаются немцами в поразительно ничтожных количествах. Очевидно, людей у них на нашем фронте пока очень мало. Занимают они бросаемые нами так легко позиции, очевидно, с недоумением, предполагая, нет ли у нас какого адского плана?.. Как-то Господь поможет нам проскользнуть от козней вражеских?
Хлебопеки забастовали: не хотят печь хлеб в намерении следовать к себе по домам. «Комкора» я поддержал в решении применить к ним кровавые меры понуждения, тем более, что таковые по последнему приказу Корнилова разрешаются. Итак, окончена наша игра в солдатики!!
Более чем когда в своей исторической жизни «Расея решилася»! Свобода, свобода!.. Да всем ли людям она так нужна, когда было бы более близко их сердцу и душе вообще счастье, благополучие – хотя бы такие, как для свиньи в навозе и грязи! Зачем серой массе навязывать высокие идеалы понимаемого нами счастья?! Есть крепостничество и крепостничество… У всех ли помещиков крестьянам жилось плохо? И все ли помещики были в плохом смысле крепостники? При хаотическом винегрете совершающегося, при чрезвычайно торопливой современности в утомленной моей голове бродят сейчас лишь отрывки мыслей, к[ото] рые надо будет еще выковать и развить в хорошо мотивированной форме.
Дописываю эти строки – вбегает денщик «комкор», обезумевший от страха – кричит: «Немецкая кавалерия!..» Я вышел; кругом – невообразимая паника. «Комкор» вынимает револьвер и говорит мне, что если мы обойдены, то в плен он не сдастся, а сейчас же себе пустит пулю в лоб. Я стал его разубеждать в таком нелепом принятии решения. Нервно зашипели приготовленные автомобили под нас. Я настаивал, ч[то] б[ы] еще более не нервить людей, пообождать выездом. Суматоха скоро успокоилась. Но теперь еще светло, а что может быть, если это повторится в наступившие теперь темные ночи – люди в обозах друг друга передавят и перестреляют!
Пишу, сидя на тырчке под общую сумятицу; думаю, что выходит у меня очень нескладно, как у принявшегося писать самоотравившегося человека… <…>
Кравков В. П. Великая война без ретуши. Записки корпусного врача. М., 2014
Еще стоим в Подгайцах; вот-вот готовимся к попятному движению. Всю минувшую ночь и сегодня утром «товарищи» свободнейшей России громили и грабили все лавки в Подгайцах… Мой Алеша их усмирял, как мог. В Божикувке же при отходе предположено было ими взорвать там оставленные до 15 тысяч снарядов с удушающими газами! Каково будет от этого жителям – при одном воображении можно Читать далее