Трубчевск

В Трущобске.

Митинг.

I.

Воскресенье. К базару съехались крестьяне с пенькой и горшками. Других продуктов нет. Поэтому, почти никто ничего не покупает. Верно, горшки во всяком хозяйстве еще не перевелись, а пенька почти никому не нужна.

Готовится митинг.

Среди базара чан с водой, закрытый досками. Это — трибуна. На шесте повисает красный флаг с надписью:

«Союз рабочих Трущобска»

В единении — сила, в раздорах — гибель».

На чану стоит мужичек. Всеми и всем недоволен. Он прошел сто пятьдесят деревень — нигде ничего хорошего не делают. Все еще не успели… Нужно всех сменить и выбрать…

Кого? Других?

А есть ли люди? И возможно ли что-нибудь сделать отдельному человеку?

Да, возможно.

Каждый разумный человек сейчас должен быть на счету. Каждый разумный человек должен противиться и мешать делать дурное.

Испортить дело легко.

Наладить — трудно.

Но идет жизнь и растет сознание

Все «усовершенствуется!»

Мы должны помогать «организму бороться с болезнью.

Но никакими внешними средствами не излечишь болезни.

Организм преодолеет ее изнутри. Нужно только удалить вредные влияния, бороться с ними.

Но создавать сейчас новые устои трудно. Сейчас пора стихийного роста, внутренней работы всей страны.

 

II.

В толпе, раздаются возгласы о недовольстве комиссаром.

Комиссар — помещик. Комиссар — буржуй Можно ли ему верить?

Легко ли ему завоевать доверие?

Комиссар пытается говорить о том, что он считает своим гражданским долгом оставаться на посту до тех пор, пока ему не изберут заместителя.

Кажется, что попятно, иначе и быть не может. Как смещать, не выбрав заместителя.

Но толпа волнуется. Крикуны возбуждают толпу. Комиссару не дают говорить.

А через две минуты страсти утихают.

Комиссар остается на посту и ждет выборов заместителя.

Найдется ли он?

Подвинутый крестьянин называет пять имен желательных кандидатов в Трущобске комиссары. Ряд всероссийских известных имен.

Приходится разъяснять, что они заняты сейчас работой в крупных центрах, что мечтать о них, как о комиссарах Трущобска — бесплодно.

Все понимают, что этих людей не видать в Трущобске.

Ну, назовите других?

В ответ — молчание.

Комиссар остается и ждет…

Когда же придут новые люди?

Не скоро. Но они придут!

 

III.

Митинг продолжается.

Говоришь о хлебной монополии, об учете запасов, о повсеместном проведении пайка.

Только в том случае, если мы учтем все запасы, мы сможем правильно распределить их и справимся с продовольственной разрухой.

Стараешься набросать картину продовольственного дела во всероссийском масштабе.

Аплодисменты. Впервые с начала митинга. Хлопают только в толпе.

В той толпе крестьян и крестьянок, в которой слышался доселе только шелест от лущения семечек.

Но когда то еще будет произведен учет, а пока приходится, давать удостоверения о недостатке хлеба по целым волостям.

И крестьяне едут. Едут в Севский уезд, в Курскую губернию, на Колину.

Они уже знают, что тайно им удастся купить хлеба, заплатив за него вдвое, втрое.

Многие припрятали и ждут крестьян из пустых уездов.

Так, пока наладится работа; Комитетов, пока будет обеспечен подвоз, идет  частичная борьба за существование..

Пусть, это мешает расчетам, но это неизбежно.

Так нагноение способствует заживлению ран.

Жизнь идет.

 

IV

Солдат. Худое обгорелое лицо. В глазах слезы.

Пришел на побывку, а дети к нему с криком:

«Тятька, привези хлеба!»

Картошку пекут, но картошка приелась детям, видимо тяжело усваивается детским организмом.

А хлеба нет.

Солдату, решившему поехать поискать хлеба, пробуют объяснить, что лучше, взяв немного — дня на два – на три, подождать. Будто бы наезды голодающих крестьян вносят путаницу в снабжение армии…

Солдат загорается.

… Армия? А здесь не армия? Дети – вот кто наша будущая армия!

Армия голодает? И пусть голодает – и пусть не кричит, а терпит.

А если армия кричит и требует хлеба вне череду — то это бабы, а не солдаты!…

Солдат почти плачет.

Со слезами в голосе дрогнувшим голосом договаривает:

«А дети то, дети то мрут.. помирать от голода дети станут.

А в детях – все наше»…

Так говорит солдат! Солдат— отец. Солдат—  гражданин! И я думаю — он прав!

 

V

Митинг продолжается.

Первый оратор опять очень длинно и очень скучно повторяет на тысячу ладов, что нужно сместить негодных людей и заменить их другими.

Он уже «имеет предчувствие, что надо кончить речь» (как выразился о нем мой знакомый старик), а все не кончает, боится кончить!»

Но впечатление ему все равно не удается закрепить. Присутствующие на митинге расходятся понемногу. Остаешься еще на площади, долго говоришь с крестьянами, которые толпятся вокруг.

Сперва выслушиваешь их толки о способах разрешения продовольственного кризиса. Они бы и были, пожалуй, правы, если бы дело шло о Трущобском уезде.

Но дело идет о России.

Стараешься разъяснять и видишь, что тебя слушают и задумываются над новыми мыслями.

Видишь, что есть и желание, и способность понять, поразмыслить.

И начинают крестьяне понимать свою великую ответственность — крестьянством держится Россия. Крестьянским хлебом удерживается тающий русский рубль.

Крестьянским хлебом питаются рабочие и армия.

Крестьянство в шинелях решит судьбу России на фронте.голос

И растет в крестьянстве серьезность и вдумчивое отношение к происходящему.

Калика-перехожий.

Голос народа. – 1917. – 27 (14) июн. (№42).

Заседания Совета стали проходить бурно и часто затягивались за полночь. Работницы и некоторые гимназистки из бедноты стали прислушиваться к голосу большевиков. Вокруг них образовалась группа сочувствующих, горячо поддерживавших их выступления. Среди сочувствующих были учительница Екатерина Левченко, крестьянин Иван Василенко, гимназистка Александра Шук, портниха Пелагея Писарева и другие.

Октябрь на Брянщине: Сборник документов и воспоминаний. Брянск, 1957

Кодекс обновленной орфографии 50 правил.

Пересмотрел все правила и дополнил собственными тезами и примерами Вл. Ив. Богданов.

Цена брошюры с пересылкой 40 к.

Партиями – скидка.

Адрес: Трубчевск, Анне Ив. Богдановой

Голос народа. – 1917. – 21 (8) июн. (№37).

В начале июня в городе появился большевик Иосиф Генкин, политически грамотный студент, неплохой оратор. <…> Выступали на митингах и заседаниях Совета, говорили, что война и при правительстве Керенского остается империалистической грабительской войной, разъясняли содержание программы большевистской партии.

Октябрь на Брянщине: Сборник документов и воспоминаний. Брянск, 1957

В дороге.

(С натуры).

I. В вагоне.

В небе полыхают далекие зарницы. Грома не слышно. Под пасмурным небом притихла земля.

В окна вагона видны проходящие вереницы темных деревьев. Нередко среди зелени — огни ночных костров.

Кто эти люди у костров в степи?

Темно. Ни зги не видно. Частые остановки на разъездах кажутся бездельными.

Создается какое-то напряженное настроение. Ждешь грозы.

Три грозовых года создали это напряженное ожидание.

Молчит притихшая земля. Пасмурное небо нависло над Россией. Ужели разразятся над нею еще более страшные грозы?

 

II. Машинисты.

Лежу на верхней полке. Не спится. В соседнем купе разговор.

Говорят о том, что кому -о очень хорошо жить, что многим людям и даже всем хорошо живется, кроме машинистов.

Работа машинистов требует наибольшего напряжения. Что-нибудь застучит не так, как всегда — машинист тревожно прислушивается, следит напряженно за машиной.

Правда, у машинистов есть отдых, но не в воскресенье и в праздники, как у других. Для машинистов нет праздников.

За опоздание поезда машиниста подвергают штрафу.

По всему машинисты какие то изгои, люди, обреченные на исключительно тяжелый труд.

Правда ли это?

Вагон укачивает.

В сонную голову приходит мысль о машинистах государственного поезда — России.

Трудно представить себе людей, работающих с большим напряжением.

Ничтожные перебои машины заставляют их беспокойно напрягать все свое умение, все свои силы.

У них нет ни одного дня для отдыха. За опоздание поезда им грозит тяжелый штраф.

Поистине государственные «машинисты» — люди обреченные. Стыдно за тех, кто мешает их героической работе.

Незаметно засыпаешь.

 

III. Утро.

Чудесное утро, освеженное ненастною ночью. Исчезло тяжелое напряжение. Полною грудью вздохнула земля. Такое утро должно наступить для России. Мутная Десна нежится в зеленых берегах, под лучами весеннего солнца.

Кружится, извивается по лугам, среди лесных опушек неторопливая, спокойная Десна.

Убогий пароходик прерывается; свистит и отчаливает.

Пассажиры собираются на передней палубе и завязывается случайно неслучайный разговор .

 

IV. Генерал.

Отставной генерал замечает у меня брошюрку: «Земля – народу». И неожиданно обращается во мне:

— «А меня будут считать «народом»?

— Будут, если вы сами захотите работать на земле.

— А если я буду следить, распоряжаться?

— Нет.

Генерал очевидно заранее знал, как я ему отвечу. Но он все-таки спросил меня об этом с каким-то раздражением, со злобой.

Его возмущает происшедший переворот. Он весь в прошлом.

Между маленькой компанией завязывается спор.

Генерал спорит сбивчиво, упрямо, злобно.

Восстает против пользы просвещения, отрицает ценность научного знания.

То хвалит мужика за его трудолюбие и практически опыт, как бы в пику агроному, то поносит его за пьянство, лень и тупость. Он по-видимому потерял всякое душевное и умственное равнвесие.

Духом крепостничества веет от его грубого, раздраженного тона.

Чиновник неведомого ведомства, прикрываясь идеями защитного цвета, то подпевает генералу, то (в отсутствие последняя) говорит о своем желании видеть Россию перестроенной заново.

Но во всем проглядывает его тщательно скрываемая горечь по нарушенному порядку дореволюционной жизни.

Нападки генерала на науку в споре с агрономом выводят из терпения женщину в коричневом платье.

— На что день — два потребуется, наука в один час сделает,—горячо вмешивается она в спор и, смущенная своим выступлением, отходит.

Истина становится очевидной для всех,  кроме уязвленного жизнью генерала.

Трое солдат одобрительно поглядывают на горячащегося агронома.

— «Наш долг дать деревне, мужику необходимые знания»…

Эти знания поистине нужны. Достаточно взглянуть на лица двух следящих за спором мужичков.

Генерал упрямится и делает резкий выпад по адресу евреев.

Спор прекращается.

 

V. Обывательницы.

С продовольствием в Трубчевске дело обстоит плохо. Подвоз хлеба очень слабый. Остальные продукты дороги. А кто виноват?

Между обывательницами разговор.

— Теперь всем жить можно, кроме нас.

— И верно, ведь вот хлеб-то провезли на Почеп, а как к нам его привезти? К мужику не подступишься…

— Рабочее и мужики теперь на все цены набивают. На станках-то со сверхурочными по пятьсот слишком в месяц сколачивают.

— И у мужиков денег уйма. Недаром франтят теперь…

— Все и дорого от мужика.

Тут вмешивается третья.

—  «Что вы, что вы — дороговизна вся от спекуляции. Известно, кто дороговизну сделал. А теперь на деньги то ничего не купишь»!

В городках завидуют деревне. И верно, больше всего тому, что в деревне есть хлеб, есть некоторая уверенность в завтрашнем дне, а не деньгам.

 

VI. Духовенство.

Батюшки напуганы. На пароходе их четыре.

Старик с белой бородой говорит о каком-то отце Григории, который оставил свой насиженный приход, «боясь святотатства».

Другой священник, помоложе, рассказывает о неурядицах в каком-то комитете. Рассказывает без опасения за судьбу комитета, за судьбу России. Дай Бог, чтобы я ошибся, но мне показалось, что его даже радуют междоусобные споры.

Слова и новые понятия у него странным образом смешиваются.

Анархия и республика для него синонимы.

Батюшки встревожены, напуганы.

Напуганность роднит их с генералом.

 

VII

Выше вздымается песчаный обрыв правого берега. Видим Трубчевск.

На самую гору взобрался притихший городок. Темная зелень сада все еще скрывает от нас городские дома. Только древняя белая церковь подступила к самому обрыву.

В версте от пристани в третий раз рвется цепь штурвального колеса.

Пароход теряет способность управляться рулем.

Но Десна так спокойна, медлительна, что пароходу без труда удается прибиться к берегу. Цепь чем-то надвязывают. Плывем минут пять. Пароход тыкается носом в песчаный берег.

 

Трубчевск.

Калика-перехожий.

 

31 мая  *  1917 г.

Голос народа. – 1917. – 20 (7) июн. (№36).

Земское собрание.

На 23-е *  назначено экстренное уездное земское собрание. В программу занятий включен вопрос о демократизации земского собрания.

Голос народа. – 1917. – 3 июн. (21 май). (№23).