Петроград

Зал заседаний Государственного Совета. Мариинский дворец

Заседание Наблюдательной комиссии при Особом совещании по обороне государства происходило в зале Мариинского дворца, выходившем окнами к Исаакиевскому собору. Сидели за столом, изображавшем букву “П”; тяжелые, огромные двери, инкрустированные бронзой и черепахой были закрыты. Председательствовал председатель Государственного совета Статс-секретарь Е. И. В. Щегловитов. Было много членов Государственного совета и Думы, несколько генералов из Военного министерства. Время от времени вставали и уходили из залы один или два члена Комиссии и вскоре возвращались. После возвращения одного из них от конца к концу стола пробежал тревожный шепот: получены были первые известия о начавшихся беспорядках. Многие члены повскакивали с мест и подошли к окнам, затем сели опять и заседание продолжалось в деловом тоне: никто в достаточной степени еще не ощущал всей серьезности положения, события стали развертываться как-то сразу, совершенно неожиданно для большинства.

Когда заседание кончилось почти все быстро разошлись. Только статс-секретарь Щегловитов и государственный секретарь С. Е. Крыжановский остались посреди зала. Было мрачно в нем, их огромные фигуры в черных сюртуках были печально одиноки и мрачны их лица.

Шахматов М. В. Последние дни Мариинского дворца и Петрограда. Прага, 1927 г. // Российский Архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII—XX вв.: Альманах. М., 2005. [Т. XIV].

Головин А. Я. Маскарадный зал. Эскиз декораций к драме М. Ю. Лермонтова «Маскарад», 1917

После спектакля — традиционное чествование.

Волнительный момент для юбиляра. Не скажу, чтобы он был очень приятен для него. Правда, тут всегда подводится итог целого периода его сценической деятельности. Это далеко не лишне и имеет свое значение и известную долю пользы и для самого театра. Все же было бы хорошо, если б, — как бы это получше выразиться?.. — ну, скажем, если б побольше тут было искренности. Этим я совсем не хочу сказать, что все, что говорится и читается в приветствиях юбиляру, абсолютно неискренне — нет. Но почти всегда чувствуется некоторый перегиб, а главное — до крайности шаблонно…

Но правде сказать, мне хотелось избежать открытого чествования, и еще накануне я обращался к В. А. Теляковскому с просьбой придать всему более интимный характер и, по крайней мере, не подымать занавеса. Но, получив ответ, что нельзя нарушать раз установленный обычай и было бы неудобно лишать публику участия в празднике, я должен был подвергнуться общей участи юбиляров.

Чтобы не задерживать публику, мне посоветовали не переодеваться, а остаться в костюме Арбенина, сняв только грим. Чествование решили делать в декорации восьмой картины «Маскарада» — пышная декорация парадного бального зала с малахитовыми колоннами как раз подходила для подобного торжества.

Когда все было приготовлено, пришли за мной Е. Н. Рощина-Инсарова, как премьерша труппы, и Ю. В. Корвин-Круковский, как старейший в то время из моих товарищей, и, взяв меня под руки, как это полагалось в таких случаях по ритуалу, повели на сцену.

— Идите, идите скорее, — говорит мне по дороге Е. Н. Рощина-Инсарова. — Не знаю, попадем ли сегодня домой…

— А что? — недоуменно спрашиваю я.

— Как что? Разве вы не слышите? Стреляют на улице…

Я прислушался… И точно, где-то глухо, в отдалении, раздавались выстрелы. Раньше до моего слуха они не долетали, вероятно, от весьма понятного волнения. Помимо юбилея, который так или иначе не мог не волновать меня, в тот же вечер решалась судьба спектакля, интересом которого мы жили столько времени, вкладывая в него много труда, энергии и любви. И не мудрено, что я был всецело поглощен им. А между тем в это самое время за стенами театра, на улицах и площадях столицы уже начался пролог к историческим событиям громадного значения.

Когда меня вывели на сцену, я оказался в блестящем окружении: собралась вся труппа Александринского театра, представители всех театров столицы, литераторы, художники, научные деятели и представители разных организаций. Большинство во фраках, а дамы в вечерних туалетах… На авансцене — корзины с цветами, лавровые венки, множество ценных подарков. При моем появлении публика встала и не садилась в продолжение всего чествования.

Наконец главный режиссер Александринского театра Е П. Карпов выходит вперед и громко, отчетливо произносит:

— Заслуженному артисту императорских театров Юрию Михайловичу Юрьеву от его императорского величества государя императора, — и подает мне футляр с золотым портсигаром, украшенным бриллиантовым орлом.

Когда затем Е. П. Карпов дал знак публике, чтоб продолжать дальше, наступила тишина, — и в наступившей тишине где-то совсем недалеко от театра отчетливо раздался громкий выстрел. Когда я вспоминаю этот момент, он кажется мне особенно знаменательным: поднесение «высочайшего подарка» под аккомпанемент выстрелов — предвестников революции — своеобразная гримаса кануна свержения императорской власти…

Юрьев Ю. М. Записки. Т. 2. М., 1963

Невский проспект в дни революции. Фото из коллекции Иона Дическу

Знаменская площадь (Площадь Восстания). Фото из коллекции Иона Дическу

Поезд быстро несется вперед. Последняя остановка. Промелькнул Белый Остров, и поезд приближается к городу. Сидящие в вагоне матросы, прильнув к окну, силились что-то рассмотреть в окружающей обстановке. Но кругом было пусто. Лишь яркие солнечные лучи, как бы изголодавшиеся, поедали снежный покров. Резко пронесся свисток паровоза, и через две — три минуты поезд остановился у дебаркадера Финляндского вокзала. Вокзал пуст. Кругом гробовая тишина. Быстро озираясь, проходим через вокзал, охраняемый усиленными патрулями жандармов и конных городовых. Мелькает мысль, можно ли пройти в город. Тут же спрашиваем у городового, В ответ: «Куда?»

— К Невскому.

— Нельзя.

На мостах и тропинках, ведущих через Неву, усиленные заставы городовых и солдат. В центр города никого не пропускают. Спешу к знакомым на Выборгскую. При входе в квартиру — несколько изумленные взоры и возглас:

— Как! Пропустили из Финляндии? Матросы идут на поддержку?

Ничего не понимаю.

— Скажите в чем дело?

Лица знакомых несколько омрачаются и недоумевающе спрашивают:

— Как, неужели не знаете? Ведь в Петрограде началось восстание — революция. Вчера на Невском жандармы пытались разогнать демонстрацию голодных рабочих и женщин, но ничего не могли сделать. На помощь жандармам были посланы казаки. Те проехали по улицам, но никого из демонстрантов не тронули. Перед рабочими-демонстрантами на Невском выступил с речью студент. Жандармский офицер пытался его зарубить, но казаки и рабочие не дали. По городу запрещено ходить без разрешения. Везде по улицам расставлены войска, казаки и жандармы, но рабочие прорываются через заставы и проникают на Невский и Литейный. Сегодня вновь ожидается массовое выступление рабочих и солдат. Говорят, что с фронта идут войска. В Кронштадте тоже началось восстание…

Все это так быстро передавалось и было так неожиданно, что сразу было трудно разобраться. Но возбужденное и одновременно радостное настроение передававшего говорило о том, что рабочие, начав борьбу против подгнившего царизма и шайки царских грабителей, не отступят, не добившись победы.

— Хорошо, дайте умыться, через час я кое-что узнаю более детально от своих друзей, если сумею к ним пробраться.

Но не прошло и получаса, как послышалась ружейная стрельба. По улице промчались два грузовых автомобиля с вооруженными рабочими, студентами, женщинами. Стрельбой полицейских автомобили были остановлены. На автомобиле падает раненая женщина. Остальное быстро выскакивают, прячутся за автомобиль и начинают отстреливаться. Кто-то около автомобиля возится с пулеметом. Подбегаю, схватываю пулемет и открываю стрельбу по полицейским. А из-за заборов и угла улицы в полицейских летят камни и поленья. Через несколько минут полицейские сдаются. Двое из них убиты. Ко мне обращается студент:

— Вот хорошо, вы, конечно, с нами поедете, не правда ли?

— Да, я с вами. Но скажите, что творится в городе?

— В городе восстание. Есть сведения, что присоединился Волынский полк и выступил на улицу.

Едем в Московский полк. Подъезжаем к казармам. Около казарм стоят грузовые автомобили с красными флагами. Полк колеблется. После кратких переговоров полк переходит на сторону восставших.

Революция началась… Судорожно сжималось сердце при мысли: как хорошо было бы теперь бросить хотя один отряд моряков в Петроград! Началось ли восстание во флоте? Ведь никто ничего не знал! Кто руководит восстанием? К кому обращаться? На эти вопросы никто в эти минуты не дал бы ответа. Народ поднялся стихийно, без руководства, без указаний и управления. Петроград объят пламенем восстания. На улицах льется кровь. Воздвигаются одни за другими баррикады.

Дыбенко П. Е. Из недр царского флота к Великому Октябрю. М., 1958